Продавец дождя - [4]
Х.КАРРИ. Что же случилось, Лиззи?
ЛИЗЗИ. Ровным счетом ничего. У них от удивления раскрылись рты, и Нэд — младший спросил: «Лиззи, ты метишь в учительницы?»; и вдруг мне вспомнилась школа, выпускной вечер, и как я одна стояла у стены, и никто меня не приглашал танцевать. Я тогда думала: «Ну и что ж! Стану учительницей». И как только вспомнила это, я поняла, что все кончено. Я заперлась в своей комнате и весь ве-чер читала телефонный справочник.
НОЙ. И это — все?
ЛИЗЗИ. Когда уезжала, маленький Пит кричал мне вслед: «Ты самая красивая из всех женщин!»… Теперь все.
Х.КАРРИ. Что ж, не ошибется, кто назовет тебя красивой.
ЛИЗЗИ. (Протестуя) О па!
Х.КАРРИ. Я знаю, что говорю. Никто еще не видел настоящую Лиззи. Ты стесняешься показать себя на людях. Тебе кажется, что всем только и хочется, что обидеть тебя. Разговаривать с тобой невозможно — ты ставишь собеседника в глупое положение, Ты вдолбила себе в голову, что в тебя нельзя влюбиться. Только с нами ты бываешь такой, какая есть на самом деле. Потому что только нам ты доверяешь. Почему? Почему ты боишься быть красивой для всех?
ЛИЗЗИ. (Крик отчаяния) Потому, что лучше надеяться, что можешь быть красивой, если захочешь, чем убедиться, что ты некрасива!
Молчание
Х.КАРРИ. (Осторожно) Лиззи…
ЛИЗЗИ. Да?
Х.КАРРИ. (Не знает, как начать) Мы тут думали, Лиззи… Братья твои, я. И кое-что решили.
ЛИЗЗИ Решили. Что же вы решили?
Х.КАРРИ. Мы сейчас немного поработаем, а потом хотим съездить в Три Поинт.
ЛИЗЗИ. Ну?
Х.КАРРИ. Мы хотим пригласить Файла на обед. Я полагаю, ты не возражаешь?
ЛИЗЗИ. Если вы это сделаете — меня дома не будет.
X.KAPPИ. Могу я пригласить человека пообедать со мной или нет?
НОЙ. Постой, па. Если Лиззи не хочет, чтобы мы звали его, — значит не надо звать. Мы не должны делать то, чего она не хочет.
ЛИЗЗИ. Да, Ной, я не хочу, чтобы вы ездили в Три Пойнт.
Х.КАРРИ. Не слушай ты его! И ты, и Джим — вы не делаете ни одного шага без того, чтоб не посоветоваться с Ноем.
ЛИЗЗИ. Потому, что он единственный из нас, кто трезво смотрит на вещи.
Х.КАРРИ. Уступи мне, Лизи. Будь на этот раз неблагоразумной.
НОЙ. Довольно глупый совет.
Х.КАРРИ. (Ною) Все, что нельзя вычислить, изложить в цифрах, внести в эти книги ты называешь глупость. Что глупого я сказал, можешь ответить?
НОЙ. Не будем спорить, па. Лиззи не хочет, чтобы мы ездили в Три Поинт, и она права. Гордость! — она кое-что значит. Не надо об этом забывать.
Х.КАРРИ. Гордость?
НОЙ. Да. Лиззи и я — мы знаем, что такое гордость. Я прав, Лиззи?
ЛИЗЗИ отворачивается, не отвечает. Х.КАРРИ смотрит на нее, стараясь понять, почему она не ответила Ною, и скорее отцовское сердце, разум, подсказывает ему, в чем тут дело. Он подходит к Лиззи, берет ее за руку.
Х.КАРРИ. Лиззи, посмотри-ка мне в глаза. Это правда? Я не ошибаюсь?
ЛИЗЗИ. Если тебе хочется кого-либо пригласить, я не возражаю. Только не Файла, па.
Х.КАРРИ. Я не ошибаюсь, стало быть?
ЛИЗЗИ. Когда мы ездим в город, он всегда очень приветлив — и с Ноем, и с Джимом… А со мной он еле здоровается. Он не только не замечает меня — он вся-чески подчеркивает, что я ему безразлична.
Х.КАРРИ. Когда мужчина подчеркивает, что женщина ему безразлична, это значит, что она ему не безразлична. Ну, так как же? Приглашать?
ЛИЗЗИ. Нет, па, Нет. Я сказала — нет!
Х.КАРРИ. Если ты на самом деле не хочешь, — чтобы он пришел, вполне достаточно одного «нет». И сказать это надо спокойно.
ЛИЗЗИ молчит.
Помнишь, когда ты была ребенком, ма часто говорила тебе: «Честность в правде, Лиззи». И когда ей казалось, что ты хитришь, стараешься скрыть что-то, она брала тебя за руку и спрашивала: «Честность в правде, Лиззи?» И ты ни разу не солгала ей.
ЛИЗЗИ молчит
Ты говоришь, что Файл тебе не нравится. Честность в правде?
ЛИЗЗИ. Не надо, па.
Х.КАРРИ. Я спрашиваю тебя, честность в правде?
ЛИЗЗИ. Это было игрой, детской игрой в честность. С тех пор прошло много лет. Я теперь не маленькая, па. Я могла бы ответить на твой вопрос, но я… я отказываюсь. (Вдруг) Ради бога, ради самого господа бога, оставьте меня в покое. Да, я люблю Файла — что вам еще от меня нужно?
Х.КАРРИ(радостно). Слышали?! За мной, мальчики!
Свет гаснет. Вскоре он зажигается вновь, постепенно освещая небольшую комнату, стены которой сделаны из сучковатых сосновых досок и покрыты морилкой. В углу этого служебного помещения стоит огромный стол-бюро с крышкой на роликах; над ним, у телефона — такого же, как в доме Х.Kappи — кнопками прикреплены к стене какие-то сводки, объявления; тут же — всегда перед глазами — десяток мужских фотографий разного формата. Мы в конторе шерифа. У окна — потертый кожаный диван, который поначалу мы не заметили; на нем, видимо, спят, и постель еще не убрана. На подоконнике — тарелки с остатками, вчерашнего ужина, пустая бутылка. Человек, нашедший здесь пристанище, одинок — об этом не трудно догадаться.
Входит ФАЙЛ. Существуют люди, возраст которых определить трудно, — Файл относится к их числу. Он высок, чуть сутул; его спокойные, умные глаза порой смотрят насмешливо, и лишь по ним можно определить шутит ли он или говорит серьезно. Иногда он посмеивается и над собой; сознание, что жизнь его могла сложиться более удачно, придает его юмору привкус горечи
