Продавцы лета - [20]

Китаец... Как же я о нем забыл? Даже не попрощался с ним? Ай, как неудобно получилось.

Посмотрев на сосредоточенное лицо пилота, я спросил:

—  А когда китайцы своего-то заберут? Ему теперь одному скучно будет.

—  Какие китайцы? —  недоуменно произнес пилот, не отрываясь от приборов.

—  Ну, как же... Там же китайская станция стоит, в ущелье... Большая такая, яркая.

Оторвав взгляд от экрана, пилот смерил меня странным взглядом. Будто сумасшедшего увидел.

—  Китайцы никогда не строили станции наблюдения, Петр Семеныч. Они только корабли строят. А тем более, сейчас в этом секторе Галактики кроме нас с вами, людей нет. Нечего здесь делать.

По ту сторону мира

Мальчик молча сидел на холодной каменной ступеньке полуразвалившейся от времени лестницы и с грустью смотрел вслед удаляющейся фигуре отца. Он знал, что тот, едва достигнув переливающейся изумрудными всполохами завесы, обязательно обернется. Он всегда так делал. Затем, возмущенная человеческим телом мутная пелена на миг разойдется, и мальчик увидит настоящий кошмар.

—  Пойдем, сынок, —  красивая молодая женщина ласково коснулась его плеча. —  Нам больше нечего здесь делать. Скоро уже утро.

—  Но я хочу взглянуть на его мир. Хоть одним глазком.

Мать нахмурила тонкие черные брови.

—  Не дольше минуты.

Мальчик с благодарностью кивнул и осторожно сделал шаг в сторону светящейся завесы. Отец уже почти дошел. Остановился, медленно поворачиваясь. Его глаза всегда улыбались. Как он может жить там, в лишенном радости мире с такими глазами? Или он особенный?

Прощальный взмах руки, и мужчина растворился в языках зеленого пламени. На том месте, где он прошел, зияла четкая прозрачная брешь в форме человеческой фигуры.

Мальчик затаил дыхание, с трепетом всматриваясь в кишащие по ту сторону уродливые тела огромных чешуйчатых тварей. Их глаза горели алым огнем, а из ноздрей вырывались струи раскаленного пара, готовые сварить заживо любого, кто рискнет к ним приблизиться. Как же отец живет с ними бок о бок? Да еще это темное мрачное небо, никогда не знавшее солнца...

—  Минута прошла, милый, —  женщина взяла сына за руку. —  Пойдем. Он скоро вернется.

—  Вернется? —  сердце мальчика трепетно сжалось. —  Сегодня? Это возможно?

—  Да, —  кивнула женщина. —  Ты уже большой, сынок, и тебе предстоит сделать выбор. Помнишь об этом? Таковы древние правила. Ты ребенок жителей двух миров, и тебя никто не вправе удерживать здесь. Можешь остаться со мной или уйти вместе с отцом. Решать только тебе. Слушай, что тебе подскажет сердце.

—  Но там тьма, полная чудовищ, —  испуганно шарахнулся ребенок.

—  Ну, ведь твой отец там живет, —  вздохнула женщина. —  Значит ему хорошо в том мире. Вдруг и тебе понравится.

—  А ты была по ту сторону, мама?

—  Да, но я не могу с тобой говорить об этом. Я не хочу влиять на твой выбор.

Солнце уже клонилось к закату, когда из-за белой мраморной колонны вышел высокий мужчина, одетый в черный длинный балахон, из-под которого выглядывали обутые в старые кожаные сандалии ноги. Подойдя к мальчику, он медленно опустился рядом с ним на колени.

—  Как твое настроение, сын? —  с улыбкой спросил он. —  Ты готов?

—  Никаких агитаций, Кейлер, —  предупредила женщина. —  Он должен решить сам. Только сам.

—  Успокойся, Ауриша, —  произнес мужчина, кладя свои руки мальчику на плечи. —  Я чту правила вашего мира. Чту и склоняю голову.

Губы женщины тронула едва уловимая улыбка. Она подошла ближе к своему сыну, присела возле него на коротко постриженный газон и тихо сказала:

—  Скоро ты получишь имя, сын, которым сможешь по праву гордиться. Сегодня ты должен решить свою судьбу. Что бы ты ни выбрал, это будет твоя жизнь. Главное, не торопись. Все как следует обдумай.

—  Если я уйду с отцом, я смогу тебя видеть, мама? —  спросил мальчик, ковыряя носком ботинка кротовую нору.

—  Мы долго не увидимся, —  с грустью проговорила женщина. —  Пока ты не вырастешь и не сможешь самостоятельно вернуться сюда, в мой мир. Уже взрослым красивым юношей. Но ты не переживай, этот момент будет самым незабываемым для нас.

—  Не надо забегать вперед, Ауриша, —  с укором произнес мужчина, качая головой. —  Он еще ничего не решил. Ты заставляешь его нервничать.

Мальчик неожиданно сорвался с места и быстро побежал к зарослям колючего шиповника. Он не обращал внимания на раздирающие одежду острые шипы. По его щекам бежали ручейки соленых слез, а в глазах все плыло радужными пятнами. Отчаяние тонкими крепкими пальцами сдавливало горло, перехватывая дыхание.

Выбравшись на небольшую тенистую полянку, он обессилено упал на траву, уткнул лицо в землю и, уже не сдерживаясь, громко зарыдал.

Нет, ему не было жаль ту жизнь, что он прожил до этого дня. Жизнь с ее радостями и невзгодами. Хотя вторые в последнее время явно преобладали. С тех самых пор, как в их доме появился новый человек, молодой мускулистый Страфф, мальчик стал чувствовать себя лишним. Страфф, как и все остальные взрослые, абсолютно не замечал присутствия «ребенка-двумирца». Так было принято, пока тот не определится со своим будущим и не получит имя. Только тогда он будет считаться равным. Однако Страфф постоянно напоминал его матери о необходимости держать предписанную правилами дистанцию. Ребенок заметил, как этот посторонний ему человек оказывает на женщину большее влияние, чем следовало ожидать. Поэтому она с каждым днем неотвратимо отдалялась. Порой мальчику становилось страшно от мысли, что на его глазах, может быть, происходит зарождение новой семьи, такой правильной для этого мира, но такой чуждой для него самого. Слишком уж ничтожно малую роль отводил для него в семье Страфф. А если появятся еще дети? Уже не «двумирцы», так отвергаемые до поры до времени окружающим обществом, не отягощенные предстоящим выбором, а по праву рождения получающие гарантированное место под солнцем и ИМЯ...