Продается недостроенный индивидуальный дом... - [79]

— Долго вы думаете сидеть?

— Ну, мы только начали. Придешь, ладно?

— Хорошо. Я поем с вами и тогда пойду. Хотя приглашение на двоих и Эсси так просил, чтоб я тебя вытащила проветриться.

— Ах, Эсси! Он же не станет прокладывать мне трубы!

Ничего не поделаешь. Урве должна идти. Гостю, назойливому как слепень, она сказала:

— Газетные дела. Надо дать в завтрашний номер информацию об одном событии. А начало в семь часов.

Она и сама поверила в то, что коротенькая заметка — дело весьма важное, подвести нельзя, могут быть серьезные неприятности. Да, очевидно, это так: человек верит в то, во что ему хочется верить.

Маленький зал театра украшали комические фигуры из шекспировского спектакля «Сон в летнюю ночь». Когда Урве вошла, почти все места уже были заняты. Увидев Марет, Урве смело протиснулась к ней. На Урве смотрели, и ей было приятно: серая юбка и розовая шелковая кофточка удивительно шли ей. Марет, которая боялась холода и поэтому надела свое зеленое шерстяное платье, похвалила Урве за предусмотрительность — в помещении чересчур тепло. Радиаторы под подоконниками были раскалены, народу собралось много, а люди все шли и шли. Мелькали лица, которые часто можно было встретить в театре, на концертах, в кафе. Марет явно ждала Эсси.

И вот началась программа. Какой темп! Настроение! Досталось и кое-кому из присутствующих в зале. Ядовитые стрелы, летевшие со сцены, разили также прославленных театральных тузов. С высот на землю низвергли Управление по делам искусств. Бездарный молодой актер предъявлял бесконечное количество претензий и обвинял всех в интригах, а в заключение упрекнул профсоюзный комитет театра за то, что тот своевременно не снабдил его топливом для таланта. На очереди были еще критики, те самые, которые любят говорить: «Исполнил роль корректно», «Сыграл роль в сдержанной манере», «Исполнитель был не в своем амплуа», «Не до конца исчерпал заложенные в роли возможности», «Захватил увлекательной игрой».

Урве вдруг подумала, что Рейн скучал бы на этом вечере, потому что все здесь было рассчитано на людей, знающих театр и его кулисы. И хотя избиение критиков было лучшим номером в первом отделении, Урве уже не смеялась вместе со всеми. Впервые за свою жизнь с Рейном она с предельной ясностью поняла, что они чужие. Разные души. Когда это началось? Когда? В тот раз, когда Рейн рассердился из-за покупки весеннего пальто? Или когда он заснул, пока она читала ему свой очерк? Глупость! Не могло же это произойти так вдруг. Это произошло постепенно, так же постепенно, как течение рек образует со временем в одном месте — русло, в другом — мель.

В перерыве к ним протиснулся Эсси.

— Куда девала строителя? — спросил он, разминая в пальцах сигарету.

— Строитель угощает дома прославленного на всю волость специалиста сантехника, — виновато рассмеялась Урве.

Сразу после капустника, когда гости устраивались за столиками, расставленными вдоль стены, Урве увели танцевать.

Мужчина, пригласивший ее, был одного с ней роста, лысый и неопрятный с виду. Явно под градусом, и самоуверенности хоть отбавляй.

— Кто вы? — сразу перешел он к делу.

Урве поморщилась. Какой неуклюжий!

— Человек.

— А, теперь я вспомнил! Женщин много, но портреты пишут не с каждой. Вы Мари-Луиза де Тасси. Портрет этой аристократической дамы написал знаменитый Ван-Дейк. — Вальсируя, незнакомый болтун чуть отодвинул свою партнершу, посмотрел на нее откровенным взглядом и сказал: — Только блондинка, все остальное точь-в-точь, как у де Тасси.

Кто-то из танцующих похлопал его по плечу и крикнул:

— Хейнар, не совращай детей!

— Вот ведь болван! — крикнул он в ответ, не отводя взгляда от Урве. — Я совращаю?.. Я просто констатирую, что вы существовали уже триста лет тому назад точно так же, как существовал триста лет назад Ван-Дейк, судьбу которого я разделяю. Вот и все. Вы, очевидно, и не видели своего двойника?

Бедная «де Тасси» совсем растерялась. О Ван-Дейке она слышала, но о его знаменитом портрете не имела ни малейшего представления. К счастью, подвыпивший художник не дал ей подумать над ответом. Он ответил сам:

— Конечно, не видели. Здесь нет ни одного человека, кто бы видел портрет в оригинале, потому что он находится в Лихтенштейнской галерее, другими словами, в Вене. Я был там, когда вы еще играли в песочек... Между прочим, можете убедиться сами — посмотрите репродукции, вы найдете их в любом справочнике по искусству.

Как назойлив! Ничего, сейчас она освободится от своего партнера. Осталось недолго. Танец вот-вот кончится. Но она ошиблась. Ее партнер следом за ней протиснулся к столику, где его дружески встретили Эсси и его приятели. Эсси познакомил Урве с худенькой девушкой и несколькими мужчинами. Худенькая девушка оказалась начинающей, малоизвестной актрисой, которая, однако, основательно изучила Станиславского и Немировича-Данченко — от критика в очках только пух и перья летели. У одного из мужчин на виске был лиловатый шрам, и левый глаз его косил. Невероятно мрачная фигура. Урве робела и нервничала — разговор, который они вели за столиком, мог обнаружить шаткость ее знаний.

Косоглазый, сидевший напротив, взглянул на нее и поднял рюмку. Пили коньяк. Кое-где за столиками ели бутерброды. Плохой буфет. Но откуда вдруг появились эти мандарины и яблоки? Урве пила минеральную воду. Она старалась внимательно слушать. Косоглазый стал рассказывать «Ван-Дейку» о каком-то художнике, который воспользовался его идеей и испортил ее. И портреты писать он больше не намерен. Очкастый мужчина, атакуемый молодой актрисой, быстро повернулся к косоглазому. Это почему же один из талантливейших эстонских графиков не желает писать портреты, которые нашли всеобщее признание? Марет поддержала очкастого. Но талантливый график ворчал и проклинал критиков, этих профанов от искусства, которые сами ни на что не способны. Эсси затрясся от смеха.