Прочерк - [127]
У Мити было полотенце — единственная вещь из дому. (Это я знаю от Михалины, и Изи, и Фанни Моисеевны.) Оно стало грязным. Он неумело стирал его. Один раз вернулся с допроса весь скрюченный, перевязался этим полотенцем, лег на нары и, как уверяет мой собеседник, — заплакал. Тихонько рыдал… (Я никогда не видела Митю плачущим…) Сволочь — нет — мерзавцы — нет — негодяи, фашисты — нет, имени для них нет — нелюдь, недолюдки — изувечили его, он скрючился и подписал… Боль. Почки? Ребра?
Потом, несколько дней, Митя ни с кем не говорил, сидел, скрюченный, молча. Потом ночью подполз к Ник. Ник. И прошептал в ухо: я негодяй. Я подписал… Я оклеветал друзей и себя… Когда состоится суд — если состоится, — я возьму свои показания обратно… Скажу, что они даны под пыткой!
Негодяем я жить не хочу.
Потом один раз его вдруг вызвали: «Бронштейн с вещами». Он стал развязывать узел полотенца, запутался. Надзиратель торопил. Бронштейн чуть выпрямился, повесил полотенце на плечи и сказал: «Я готов»…
Больше мы его не видели. Это было либо на этап, либо на суд.
Я спросила Ник. Ник. Никитина, почему он так долго не звонил и не может ли он придти? Я подготовлюсь с расспросами. Нет, придти не может — утром летит в Норвегию, и потом в Штаты. «Надолго?» — «Не знаю…»
— Но почему же вы не звонили мне раньше?.. Ведь 50 лет прошло!..
— Я был в лагере. Потом в ссылке. На Севере. Потом вернулся в Ленинград, но забыл — называл ли Матвей Петрович жену свою дочерью Чуковского или Маршака? Потом вспомнил: называл «дочь Корнея Ивановича Чуковского». Но, по слухам, вы были в Москве… Я не стал искать… А на днях увидел вашу фотографию в «Огоньке», вспомнил Матвея Петровича — и вот решил…
Дня четыре я молча носила эти новости в себе. Никому не говорила, то есть ни Фине, ни Люше. Не могла выговорить про полотенце. Кроме того — у Люши телефонный звон непрерывный, она, сидя у меня в комнате, срывается ежеминутно на полуслове к телефону. Я так не могу о Мите… Наконец у нее нашлось 20 минут покоя, и я ей рассказала. Я спросила: думает ли она, что Митя сказал на суде, на выездной сессии Военной коллегии под председательством Матулевича, — взял ли назад свои показания? Успел ли? На такие отказы Ульрих обычно отвечал: «Не усугубляйте свою вину клеветой на органы»… Мне это важно, потому что — если он сделал такое заявление — ему легче было умирать.
Люша ответила так: никакого суда не было. Он еще до ареста был приговорен к расстрелу как террорист… Таких не судила никакая коллегия. Их просто из камеры смертников вызывали и расстреливали… Если ж и был военный суд — то по 9 минут на человека, и ничего ему не давали сказать.
Люша думает, на основе дела, что Митя только подписывал под пыткой изготовленные заранее приговоры…
После всех этих известий Лидия Корнеевна сочла, что «Митину книгу» надо переделывать, а в сущности, писать заново.
10 декабря 94.… не назвать ли «Из Архива памяти» или «Концы и начала» Митину книгу. «Прочерк» не годится, потому что все прочерки заполнены.
За эти годы накопились папки с материалами, появились планы новых глав. Сохранились и планы, и папки с материалами, но написать книгу заново Лидия Корнеевна уже не успела.
№ 1 Кронштадт
Борис Краевский. «Дело Таганцева»: кем и как оно было сделано. Сценарий «сталинских процессов» сочиняли еще при Ленине // Общая газета. 7—13 декабря 1995. № 49, с. 12.
Кронштадтская трагедия 1921 года / Вступит. ст. В. П. Наумова и А. А. Косаковского // Вопросы истории. 1994. № 4, 5, 6, 7.
Владислав Ходасевич. Статьи о литературе. 1917–1927 // Звезда. 1995. № 2.
№ 2. Мои письма к родителям.
№ 3. Государственный институт истории искусств.
№ 4. Саратов.
№ 5а и 5б. Работа и принципы работы ленинградской редакции:
5а. Воспоминания о Маршаке; Маршак о работе над сказкой; о научно-художественной книге; примеры из популярных статей Бронштейна; о разном понимании чистоты языка.
5б. Примеры редакторского разбоя.
№ 6. Показательные процессы. Убийство Кирова.
[Письмо Сталина о пытках. Приведено в докладе Хрущева] // Мемориал-аспект, б/д].
Марина Рубанцева. Человек, заглянувший в бездну [О Диме Юрасове] // Российская газета, [б/д].
А. Мильчаков. «Вам выделен лимит на расстрел» // Вечерняя Москва. 1991, 17 мая, с. 6.
Анатолий Разумов. Август тридцать седьмого. Ленинградский вариант // Вечерний Санкт-Петербург, 24. 8. 92 (Пометка Л. К. «Чрезвычайно важно»).
Беседа с О. Сувенировым. Пытки по закону // Аргументы и факты. 1995. № 41, с. 8.
Конец карьеры Ежова // Исторический архив. 1992. № 1, с. 123.
№ 7. Трагедия Ленинградского Детиздата.
№ 8. Подготовка к разгрому «группы Ландау — Бронштейн — Иваненко».
Кора Дробанцева. Ландау, каким его знала только я // Вечерний клуб. 1992. № 203, 204, а также 16. 10. 92.
И. Владимиров, Н. Ерофеев. «Дело» Ландау // Курьер для вас, 1991. № 9, с. 6.
Чекистам повезло. Они «слушали» самого Ландау // Комсомольская правда. 1992, 8 августа.
«Через агентуру и технику» / Публ. С. С. Илизарова // Литературная газета. 1993, 3 ноября. № 44.
Из досье КГБ на академика Л. Д. Ландау /Публ. А. С. Гроссман // Вопросы истории. 1993. № 8, с. 112–118.
В этой книге Лидия Чуковская, автор знаменитых «Записок об Анне Ахматовой», рассказывает о своем отце Корнее Чуковском. Написанные ясным, простым, очень точным и образным языком, эти воспоминания о жизни Корнея Ивановича, о Куоккале (Репино), об отношении Чуковского к детям, природе, деятелям искусства, которых он хорошо знал, – Репину, Горькому, Маяковскому, Блоку, Шаляпину и многим другим. Книга доставит настоящее удовольствие и детям, и взрослым.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Завершающий, двенадцатый том ненумерованного Собрания сочинений Лидии Корнеевны Чуковской (1907–1996), подготовленного ее дочерью Еленой Цезаревной Чуковской (1931–2015). Верстку этой книги Елена Цезаревна успела прочесть в больнице за несколько дней до своей кончины. Лидия Чуковская вела подробные дневники с 1938 по 1995 год. На основе этих дневников были составлены ее трехтомные «Записки об Анне Ахматовой» и том «Из дневника. Воспоминания», вошедшие в Собрание сочинений. Для настоящей книги отобраны записи о литературных и общественных событиях, впечатления о прочитанных книгах, портреты современников и мысли автора о предназначении литературного творчества и собственного дневника.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Лидии Чуковской «В лаборатории редактора» написана в конце 1950-х и печаталась в начале 1960-х годов. Автор подводит итог собственной редакторской работе и работе своих коллег в редакции ленинградского Детгиза, руководителем которой до 1937 года был С. Я. Маршак. Книга имела немалый резонанс в литературных кругах, подверглась широкому обсуждению, а затем была насильственно изъята из обращения, так как само имя Лидии Чуковской долгое время находилось под запретом. По мнению специалистов, ничего лучшего в этой области до сих пор не создано.
Книга Лидии Чуковской об Анне Ахматовой – не воспоминания. Это – дневник, записи для себя, по живому следу событий. В записях отчетливо проступают приметы ахматовского быта, круг ее друзей, черты ее личности, характер ее литературных интересов. Записи ведутся «в страшные годы ежовщины». В тюрьме расстрелян муж Лидии Чуковской, в тюрьме ждет приговора и получает «срок» сын Анны Ахматовой. Как раз в эти годы Ахматова создает свой «Реквием»: записывает на клочках бумаги стихи, дает их Чуковской – запомнить – и мгновенно сжигает.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.