Прочь сомнения - [2]

О Халивану ходили всякого рода легенды. Как с неудовольствием признался себе Уортон, когда они с Брекенриджем пересекли открытое пространство и вступили в рубку связи пограничного поста, космолетчики, отважившиеся проникнуть в Фоудезийский сектор, приносили оттуда истории о ментальных вампирах, которые могут до дна опустошить человеческий разум, и всевозможные кровавые россказни.

Но ничто так и не было подтверждено. Халивану являлись гуманоидами-интровертами, они мало общего имели с остальной Вселенной, замкнулись в себе и не искали внешних контактов. Уортон подумал, что о затворниках вечно возникают мрачные легенды. Он передернул плечами, чтобы расслабиться. Ему было поручено защищать нерушимость границ Земной Сферы границ, которые эти Халивану, если они и впрямь Халивану - открыто нарушили.

- Установите контакт с кораблем, - приказал Уортон.

Связист Маршалл подтвердил получение приказа и принялся поворачивать диски. Несколько мгновений спустя он поднял голову и сказал:

- Мне никак не добиться от них отклика, сэр.

- Все в порядке. Они вас слышат. Не беспокойтесь. Брекенридж, вы смыслите во всех этих диалектах побольше моего. Берите микрофон и скажите им, что они вторглись во владения Землян, и что мы даем им ровно... Ну пусть будет три часа. Три часа, чтобы сняться. В противном случае мы вынуждены будем рассматривать их посадку как объявление войны.

Брекенридж кивнул и заговорил. Уортон обнаружил, что понимает большую часть того, что говорится; он, конечно же, знал основной Фоудезийский язык, так как это был один из пяти великих коренных языков галактики, а язык Халивану отличался от него только наличием долгих гласных, незначительными грамматическими упрощениями и неизбежными сдвигами с словаре.

После того, как Брекенридж закончил, целую минуту царило молчание.

- Повторите, - сказал Уортон.

Брекенридж прочел ультиматум во второй раз. И снова единственным ответом было молчание. Прошли примерно две минуты - и весьма беспокойные. Уортон колебался, а не приказать ли еще раз повторить, когда передатчик зашипел, и сухой, скрежещущий голос произнес слово "Эритомор". По-Фоудезийски это означало "Земляне". Мгновение спустя раздалось еще несколько фоудезийских слов, произносимых медленно и тщательно. Лицо Уортона делалось все более суровым, по мере того, как он слушал. Представитель Халивану вежливо объяснял, что поскольку Свободный Мир Халивата не признает претензий Землян на эту необитаемую планетку, нет причин, по которым корабль Халивану должен улетать. Однако, у Халивану нет желания самим претендовать на планету. Они просто хотели проделать кое-какие наблюдения за местным светилом в течение примерно 9-10 стандартных галактических дней, после чего они с удовольствием отчалят. Когда заявление заканчивалось, Брекенридж сказал:

- Они провозгласили, что не признают наших прав...

Уортон нетерпеливым жестом заставил его замолчать.

- Я понял их послание, капитан. - Он сам схватил микрофон и сказал на спотыкающемся Фоудезийском: - Говорит полковник Дин Уортон. Если вы хотите проделать наблюдения за светилом, вам надо договариваться об этом по обычным дипломатическим каналам. Мне не дозволено давать разрешения на посадку, и таким образом, я вынужден требовать, чтобы вы...

Его перебил голос из передатчика:

- Эритомор-уор хелд д'чауку кон деринилак...

Это были те же слова, которые представитель Халивану произносил раньше, и повторил он их в той же медленной бесстрастной манере, как если бы увещевал капризного ребенка. Встревожившись, Уортон подождал, пока Халивану не закончит, и снова попытался заговорить, но изрек не более, чем несколько слов, прежде чем ответ Халивану не зазвучал в третий раз.

- Запись запустили, - пробормотал Маршалл. - Склеили концы, и это будет повторяться сколько угодно раз.

- Давайте-ка за ними последим, - сказал Уортон.

Они проследили. После десятого успешного повторения полковник велел связисту вырубить передатчик. Стало очевидным, что ультиматумы по радио ничего не дадут. Халивану просто слушать не будут. И, разумеется, единственное, что оставалось - это отправить эмиссара к чужому кораблю, дабы эмиссар лично все объяснил. Но если и это не удастся...

Тогда понадобятся другие меры.

- Давайте боевую тревогу, - сказал Уортон. - Лучше бы нам сразу начать подготовку к сражению. Хотя бы на всякий случай, - добавил он. - Просто на всякий случай.

Тридцать семь человек на станции Барлетт V заняли боевые посты с явным удовольствием. Для большинства из них вторжение чужаков - даже вторжение одного-единственного корабля - было, в самом деле, приятным разнообразием они ведь служили свой трехлетний срок на пустынной планете, в тысяче световых лет от дома. И нарушение обычной рутины с ее наблюдениями и оформлением отчетов оказалось .более чем желанным.

Однако полковник Уортон их восторга не разделял. Он был достаточно стар чтобы помнить, что такое война - будучи зеленым новобранцем в 2716-м, он принял участие в боевых действиях во время Земляно-Дормиранского конфликта, где-то более ста лет тому назад. С тех пор войн в галактике не происходило, и поскольку в его подразделении не было человека, старше 90 лет, никто из его подчиненных и не представлял себе по-настоящему, на что похожа галактическая война. Корабли, раскалывающиеся в открытом космосе, словно разодранная острогой рыба, целые континенты, опустошаемые во время схваток на планетах, поколение молодежи, практически полностью истребленное: нет, ничего хорошего нету в войне, как ни погляди. Но, возможно, столетие мира вызвало в галактике нарастание благодушия. Конечно, в прошлом столетии ни один чужой корабль не осмелился бы подобным образом совершить посадку, подумал Уортон. И кто бы мог вообразить такой ответ на ультиматум земного командующего?