Процесс Жанны д'Арк - [33]

На руанском процессе обе стороны были согласны между собой в одном единственном пункте: подсудимая является орудием сверхъестественных сил. Но каких именно? Здесь мнения судей и подсудимой решительно расходились. Сама Жанна неколебимо верила в божественный характер своей миссии. И эту веру она не только не скрывала от судей, но постоянно и настойчиво подчеркивала, набрасывая подчас мистический покров на самые естественные свои поступки. Когда, например, ее спрашивали о том, по чьему совету она переменила женское платье на мужской костюм, она отвечала, что сделала это по велению бога и его ангелов.

Подобными ответами она невольно облегчала судьям их задачу. Им не нужно было доказывать, что подсудимая находится во власти потусторонних сил. Им нужно было «лишь» доказать, что она находится во власти дьявола.

Это оказалось нелегкой задачей. Версия о том, что Жанна прелюбодействовала с дьяволом, отпала сразу же: комиссия, составленная из опытных матрон, освидетельствовала девушку и признала ее непорочной. Впрочем, это вовсе не устраняло дьявола из дела Жанны д Арк, ибо, по мнению теологов, союз женщины с сатаной не обязательно принимал форму плотской связи. Дьявол мог, не посягая на честь своей подопечной, вручить ей талисман или поведать магическую формулу, благодаря которым она приобретала чудодейственную власть. Именно из этого исходили судьи, когда они дотошно расспрашивали Жанну о ее мече, знамени, перстнях, девизе и т. п.: они хотели найти материальное прибежище колдовских чар, некое реальное, физическое их воплощение.

Их усилия в этом направлении оказались столь же настойчивы, сколь и тщетны. В самом деле, не могли же они, не рискуя навлечь обвинение в богохульстве на самих себя, утверждать, что девиз «Иезус-Мария», который значился на знамени и письмах Жанны, был в действительности бесовским заклятием. Или что меч, найденный, как гласила общая молва, за алтарем церкви Сент-Катерен-Фьербуа, был подложен туда дьяволом: вход в освященный храм был сатане заказан строго-настрого. К тому же выяснилось, что клинок меча отмечен пятью крестами, а дьявол, как известно, не переносит вида и одного из них.

Дважды пытались добиться от подсудимой признания в том, что она хранила при себе корень мандрагоры («адамова голова»), приносящий, по широко распространенному поверию, богатство. Но и здесь следователей постигло разочарование: Жанна категорически отвергла это обвинение, а никакими доказательствами суд не располагал.

Особенно горячо защищала Жанна честь своего знамени. «Спрошенная, что она любила больше, - меч или знамя, отвечала, что больше, в сорок раз больше любила знамя» (Т, I, 72). «Спрошенная, почему во время коронации в Реймсе ее знамя внесли в собор, отдав ему предпочтение перед знаменами других капитанов, отвечала, что оно было в (ратном) труде и ему по справедливости подобало быть в почести» (там же, 178, 179).

В конце концов судьи были вынуждены отказаться от версии о талисмане и заклятии. В окончательном варианте обвинительного заключения об этом не говорилось ни слова.

Но обвинение в связи с дьяволом осталось. Оно основывалось, во-первых, на том, что подсудимая у себя на родине поклонялась «дереву фей», и, во-вторых, на том, что она действовала по воле «голосов» и видений. Последнему пункту следствие придавало исключительно важное значение,

«Голоса» и видения были главным предметом внимания следствия. Им посвящено более половины протокольных записей. Восемнадцать раз возвращалось следствие к этому предмету, и ни о чем другом Жанну не допрашивали с такой придирчивой мелочностью и с таким ревностным крючкотворством.

Здесь не упускалось из виду решительно ничего. Когда подсудимая впервые услышала таинственный голос? Когда он говорил с ней в последний раз? Сопровождался ли он появлением света? Откуда этот свет исходил? Кто из святых явился ей первым? Как она узнала в нем архангела Михаила? Как она отличала святую Маргариту от святой Катерины? Какие на них были одежды? Как они говорили-вместе или порознь? И на каком языке? Девушке, которая была абсолютно несведуща в богословии, задавали очень сложные и откровенно недоброжелательные вопросы. У нее спрашивали, например, исходил ли «голос» от самого бога или от архангелов и святых, имеют ли св. Михаил и св. Гавриил «натуральные» головы, полагает ли она, что бог создал святых такими, какими она их видела и т. д.

Жанна защищалась, как могла. На некоторые вопросы она наотрез отказалась отвечать: ей это запрещено. На другие отвечала с наивным лукавством. «Спрошенная, был ли он нагим (следователь интересовался, в каком виде предстал перед ней архангел Михаил, - В.P.),отвечала: „Неужели вы думаете, что господу не во что одеть своих святых?“. Спрошенная, имел ли он волосы, отвечала: „А с чего бы ему быть стриженым?“» (Т, I, 87).

В другой раз между Жанной и следователем произошел такой диалог:

- На каком языке говорили с тобой святые? (Вспомним, что тот же вопрос ей задавали богословы в Пуатье).

- На прекраснейшем, и я их хорошо понимала.

- Как же они могли говорить, не имея органов речи?