Процесс Жанны д'Арк - [31]
Очень часто, даже когда ее спрашивали о предметах, в которых она была совершенно невежественна, Жанне случалось находить правильные ответы, как это можно видеть по протоколу, составленному с точностью секретарем Маншоном.
Среди многочисленных речей Жанны на процессе я отметил бы те, в которых она говорила о королевстве и войне. Она казалась тогда вдохновленной святым духом. Но, говоря лично о себе, она многое придумывала. Все же я не думаю, что нужно было осудить ее за это, как еретичку.
Иногда допрос Жанны длился три часа утром и возобновлялся после полудня. Так я часто слышал, как Жанна жаловалась, что ей задают слишком много вопросов» (Q, II, 349, 350).
Эти запоздалые и бесстрастные признания интересны прежде всего с психологической точки зрения как своеобразные исповеди участников инспирированного процесса. Как видим, эти люди не были ни фанатиками, ни слепцами. Они не обманывались относительно истинных причин и целей процесса, и им была ясна связь этих причин и целей с методами ведения следствия. Эпически спокойно, без тени душевного смущения, без малейших проявлений сознания своей личной ответственности рассказывают они об этих методах: о длительных допросах., о системе сложных и каверзных вопросов, о попытках поймать подсудимую на слове, запутать в противоречиях, сбить с толку, застичь врасплох.
Но что касается самого содержания допросов, то историк, изучающий «дело» Жанны д’Арк, имеет в своем распоряжении несоавнимо более надежный источник, нежели воспоминания 25-летней давности: протоколы всех заседаний трибунала, на которых допрашивали подсудимую.
Составлялись они так. Во время допроса секретари-нотариусы Маншон и Буагильом делали беглые записи. Позже к ним присоединился секретарь инквизитора Никола Такель, но он ничего не записывал, а только слушал. Вечером секретари в присутствии нескольких асессоров обрабатывали свои заметки и устанавливали текст протокола. Если возникали неясности и сомнения, то ставили на полях значок (nota), чтобы переспросить назавтра Жанну по этому пункту.
Таким образом, протокол допросов с самого начала представлял собой не стенографически точное, адекватное воспроизведение показаний Жанны, а их редакцию. Записывались не все ответы и заявления подсудимой, но лишь те, что имели, по мнению судей, непосредственное отношение к существу дела. Такова была, впрочем, общая и узаконенная практика инквизиционных трибуналов.
Известно также, что во время заседаний Кошон и другие судьи требовали от секретарей изменять слова и выражения Жанны. «Они приказывали мне по-латыни, - говорит Гильом Маншон, - употреблять другие термины, чтобы исказить смысл ее слов и написать совсем не то, что я слышал» (Q, II, 13). Он, правда, тут же добавляет, что не подчинялся этим приказам и всегда писал «по совести».
Источниковедческая критика склонна высоко оценивать добросовестность Маншона и его коллег. По мнению новейшего исследователя процесса Жанны д’Арк и издателя его материалов Пьера Тиссе, протоколы были в целом составлены точно, хотя в них имеются пропуски и редакционные поправки.
Первое знакомство с протоколами допросов Жанны оставляет впечатление сплошного хаоса. На подсудимую без всякой системы и последовательности сыплется град вопросов. Они обгоняют друг друга, кружат, возвращаются, топчутся на месте, совершают головоломные скачки.
Вот только что на втором публичном допросе, который вел парижский теолог Жан Бопер, суд интересовался словами, сказанными Робером де Бодрикуром в момент отъезда Жанны из Вокулера, и секретарь записал ее ответ: «Показала, что названный де Бодрикур расстался с ней, говоря: „Езжай, и будь, что будет“». И без всякого перехода: «Далее показала, что хорошо знает, что господь бог горячо любит герцога Орлеанского и что она имела о нем больше откровений, чем о любом другом французе, исключая короля». И опять без связи с предыдущим: «Далее показала, что ей было необходимо переменить свое платье на мужской костюм». За этим следует: «Спрошенная, какое письмо послала она англичанам и что это письмо содержало, ответила, что она писала англичанам, стоявшим под Орлеаном, что им следует оттуда убраться» (Т, I, 50, 51). В подобном стиле велись все, решительно все допросы Жанны.
Другая их особенность - постоянные повторения и переспросы. Очень редко судьи удовлетворялись одним ответом на какой-либо вопрос. Как правило, они по нескольку раз возвращались к одному и тому же предмету. Так, например, о попытке Жанны совершить побег из Боревуара ее спрашивали трижды, о первой встрече с Карлом в Шинонском замке - четырежды, о «голосах» и видениях - 18 раз и т. д.
Ловушки подстерегали Жанну буквально на каждом шагу. Ее втягивали в такие богословские дебри, где легко мог заблудиться и опытный теолог. Вспомним хотя бы вопрос о благодати, который вызвал смятение даже среди присутствовавших на допросе клириков. Когда читаешь протоколы допросов, то временами кажется, что знаменитейшие профессора «святой теологии» и ученейшие прелаты видели в девушке, все богословское «образование» которой исчерпывалось знанием трех обязательных молитв, равного себе противника. Смертный грех и вечное спасение, божественное предопределение и свободная воля, почитание святых и идолопоклонство - эти и подобные им категории богословско-схоластической «науки» становились сплошь и рядом предметами следствия.
Книга Владимира Райцеса представляет собой исследование, проведенное в двух, тесно сопряженных между собой направлениях: с одной стороны, легендарная история Жанны д’Арк как явление социально-психологическое, а с другой - ее действительная история, удостоверяемая источниками.
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.