Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках - [76]

Я: Как это относится к твоей жизни?

Марина: Это про мои отношения с родителями. Они не дают мне покоя, заставляют заниматься живописью, говорят, что талант пропадает, надо работать каждый день, заставлять себя, что это просто моя лень, и я ничего не добьюсь в жизни, если буду так себя вести… А я просто не могу работать, мне все безразлично, но при этом виню себя, что я такая.

Я: Давай еще немного поработаем с твоим сном. Что с тобой происходит дальше?

Марина: «Я выплескиваюсь вместе с себе подобными на поля, впитываюсь в почву. Во мне нет ничего от того, чем я была, я частица органики, я живу в почве и участвую в подземной жизни. Я вместе с водой попадаю в стебель растения и расту. Я росток цветка, я раскрываюсь навстречу солнцу…»

Я: Какой ты цветок?

Марина: Ирис. «Я сиреневый ирис с золотистой серединкой. Я цвету… Я прекрасна!»

Комментарий к сессии «Отстой»

Мне, наконец, стало понятно, почему на занятиях по арт-терапии Марина все время рисует ирисы. Похоже, ей тоже это стало понятно. К. Юнг сказал про рисунки своих пациентов: «Эти рисунки действенны не потому, что порождены их собственной фантазией, а потому, что пациенты поражены самим фактом производства их субъективным воображением самых неожиданных мотивов и символов, которые подчинены определенным законам и выражают идею или ситуацию, труднодоступную сознательному пониманию. Сталкиваясь с этими рисунками, многие пациенты вдруг впервые осознают реальность коллективного бессознательного как автономной сущности»[131].

Действительно, за несколько лет ведения арт-терапевтических групп я видела так много похожих между собой рисунков не знакомых друг с другом людей, но с похожими проблемами, что для меня коллективное Бессознательное — это не метафора, а реальность, с которой я регулярно контактирую в своей работе. Маринина сессия, в которой, озвучивая свой сон, она рискнула пойти за его образами в неизвестное, привела ее от ненужных отбросов через трансформацию к прекрасному ирису, корнями уходящему в почву, а цветком раскрывающемуся навстречу солнцу. Марион Вудман, которую я цитировала в главе о кризисах, пользуется точно таким же символом, чтобы показать два полюса нашей природы, жизнь и смерть: «Но наступает время, когда снова возникает процесс разделения противоположностей, стимулируя нас к достижению нового уровня осознания. Иногда мы ощущаем движение вверх, иногда — вниз, но, так или иначе, любой путь — это путь подъемов и спусков. Корни цветущего лотоса, раскрывшегося навстречу лучам солнца, уходят глубоко в питательную среду грязи».

Осознав свою приобщенность к сакральному, которое гораздо больше его и включает в себя все коллективное Бессознательное, человек принимает себя как часть человечества со всеми сторонами своего бытия. Это не мое, а общечеловеческое, значит, так надо, так и должно быть. Такое осознавание дает ощущение причастности к людям, чувство единения и принятие неизбежного ритма жизни: жизнь-смерть-жизнь…

В сессии Марины есть и другой аспект — психосоматический. Он выводит нас все на ту же тему инициации, только по другому каналу. При работе с симптомами я часто пользуюсь справочником Лиз Бурбо «Твое тело говорит: люби себя». По поводу такого симптома, как понос, Лиз Бурбо пишет, что «на физическом уровне понос говорит о том, что тело отвергает пищу, не успев ее усвоить как следует. Примерно то же значение он имеет на эмоциональном и ментальном уровнях: человек слишком поспешно отвергает то, что могло бы оказаться для него полезным. Ему трудно усвоить то, что с ним происходит, он не видит в этом никакого смысла… Его сверхчувствительность вредит ему: если у него возникает хоть малейший страх, он сразу же отвергает ситуацию, вместо того чтобы пережить ее и получить полезный опыт»[132].

Курт Теппервайн метафору поноса прочитывает сходным образом: «Хронический понос — признак общего страха не быть вровень с жизнью, а острый понос указывает на актуальную проблему, с которой не хотят иметь дела»[133].

В случае Марины метафора поноса показывает, что она, вслед за своими родителями, отвергает свое лиминальное (пороговое) состояние — состояние хаоса, расчлененности. Однако именно это состояние важно принять и полюбить, прожить, испить его до дна, взять от него весь потенциал, который в нем заключен. Почему? «Природа Жизни-Смерти-Жизни — это цикл рождения, развития, упадка и смерти, за которой всегда следует новое рождение. Этот цикл влияет на всю материальную жизнь и на все грани жизни психологической. Все в мире — Солнце, звезды и Луна, как и дела людские и дела мельчайших тварей, клеток и атомов, — все подчиняется этому циклу: пульсация, замирание и снова пульсация»[134].

В Марининой сессии есть и другие архетипические символы. Так, смерть издавна символически изображалась в сказках и мифах в виде нисхождения в подземное царство. Герой или героиня отправлялись туда, а выходили наверх преображенными. Это соответствует обрядам инициации.

В терапевтических сессиях, в которых клиентка встречается с околосмертным опытом, самое важное — не остановиться перед пугающим началом, а двигаться дальше. Дмитрий Соколов, автор книги «Сказки и сказкотерапия», похожим образом описывает свой опыт работы с детскими страхами: когда дети писали страшные рассказы, им задавали вопрос: «А что дальше?» А дальше дети придумывали счастливое продолжение с хорошим концом. Это означает, что жизнь продолжается.