Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках - [25]

.

Зрелый возраст

Если воля — главное, что стоит развивать в молодости, во второй половине жизни все иначе. Чем ближе середина жизни и чем больше удалось утвердиться в своей личной установке и социальном положении, тем сильнее кажется, что найдены правильная линия жизни, верные идеалы и принципы поведения. Поэтому в дальнейшем возникает представление, что они незыблемы, и появляется желание навсегда за них зацепиться. Однако исподволь подготавливается существенное изменение человеческой психики. «Мы не можем прожить вечер жизни по той же самой программе, что и утро, потому что того, чего много утром, будет мало вечером, а то, что верно утром, вечером будет уже не верно», — пишет К. Юнг. Сетуя на то, что для сорокалетних людей нет школ, «которые готовили бы их к будущей жизни с ее требованиями так же, как вводят в знание мира и жизни наших молодых людей школы и институты», К. Юнг все же поправляется, что «это не совсем верно. Наши религии с давних пор являются или когда-то были такими школами», хотя и для очень маленького количества людей.

Итак, сорокалетнему человеку «больше не нужно воспитывать волю — скорее, чтобы понять смысл своей индивидуальной жизни, нужен опыт собственной сущности». «Социальная полезность уже не столь желанна, как раньше. Он воспринимает свою социально бесполезную творческую деятельность как работу и над собой, и личное благодеяние»[53]. Проблемой зрелого возраста может стать то, что «мы цепляемся за свою молодость подобно тому, как юноша цепляется за свое детство»[54]. То есть проблема все в том же, что и раньше, — неспособности перешагнуть через порог предыдущей фазы. «Очень часто встречающиеся невротические расстройства зрелого возраста имеют нечто общее: они пытаются перенести психологию фазы молодости через порог зрелого возраста»[55].

Старость

На мой взгляд, заслуга К. Юнга перед психологией развития в том, что он обратил свое внимание на вторую половину жизни человека. Юнг предположил, что в ней есть свой смысл и цели, отличные от периода молодости: «Человек вряд ли доживал бы до семидесяти и восьмидесяти лет, если бы подобное долгожительство не отвечало некоей цели человека как вида. Значит, вторая половина жизни тоже имеет свой смысл и цель, а не является всего лишь жалким придатком к первой. У примитивных племен, например, мы видим, что хранителями мистерий и законов почти всегда бывают старики, которые, по сути, и сохраняют культуру племени. А как обстоит дело у нас? Куда девалась мудрость стариков? Где их тайны и сказки? У нас старики пытаются скорее подражать молодым. В Америке даже считается идеалом, если отец ведет себя как брат своих сыновей, а мать как младшая сестра своей дочери»[56].

Это, по мнению К. Юнга, происходит оттого, что мало кто из людей умеет жить: «Искусство жить является самым важным и самым редким из всех искусств — исчерпать всю чашу красоты, кому это удавалось? Так что для большинства людей слишком многое остается непережитым… и, таким образом, они переступают через порог старости с неудовлетворенными притязаниями, которые невольно заставляют их смотреть назад»[57]. Однако если цель не сзади, а там, где ей и следует быть — впереди, то для пожилого человека это не что иное, как смерть и подготовка к ней. Для того чтобы эта цель стала осмысленной, а не ужасающей, нужна вера, по большей части утраченная образованными людьми. И тогда возникает проблема старости: «Врачевателю души пожилой человек, не способный расстаться с жизнью, кажется таким же слабым и больным, как и юноша, который не в состоянии ее построить. И в самом деле, как в том, так и в другом случае речь идет об одной и той же детской жадности, о том же самом страхе, об одном и том же упрямстве и своеволии. Как врач я убежден, что, так сказать, гигиеничнее видеть в смерти цель, к которой нужно стремиться, и что сопротивление этому является чем-то нездоровым и ненормальным, потому что оно делает вторую половину жизни бесцельной… С психотерапевтической точки зрения было бы лучше, если бы мы могли думать, что смерть — это всего лишь переходный период, часть неизвестного и долгого процесса жизни»[58].

Обращаясь к вышесказанному, я хочу обратить внимание на совпадения не только мыслей, но даже слов, которыми пользуются для формулировки переходных кризисных периодов такие не схожие между собой психологи, как К. Юнг и Л. C. Выготский. Так, К. Юнг для характеристики симптомов юношеского кризиса употребляет слова «упрямство» и «своеволие». У Л. С. Выготского эти два определения входят в «семизвездие» симптомов кризиса трех лет, являющегося психологическим аналогом любого кризиса эмансипации, в том числе пубертатного. Вообще же нельзя не обратить внимание на сходство проблем представителей любого возрастного этапа в тот момент, когда они оказываются в переходном периоде: по словам К. Юнга, проблемой является то, что «что-то в нас хотело бы оставаться ребенком».

Индивидуация

Ища ответ на вопрос психического развития человека, К. Юнг создал теорию индивидуации — процесса, представляющего собой реализацию самости. Это централизованный процесс, в ходе которого возникает новый центр личности. Формирование целостной личности — задача среднего возраста. В первой половине жизни задача индивидуума заключается в адаптации к внешнему миру, человек экстравертирован, он адаптируется к требованиям общества. Во второй половине жизни он как бы разворачивается и обращается внутрь: он интровертирован и осваивает внутренний мир, а не внешний.