Пробуждение - [30]

— Можно мне прийти еще, мадемуазель? — задала она вопрос уже на пороге.

— Приходите, когда вам только захочется. Осторожно, на лестнице и площадках темно, не оступитесь.

Мадемуазель Рейц вернулась в комнату и зажгла свечу. Письмо Роберта лежало на полу. Она нагнулась и подняла его. Письмо было измято и залито слезами. Пианистка расправила его, снова вложила в конверт и положила на прежнее место в ящик стола.

Глава XXII

Однажды утром по пути на работу мистер Понтелье остановился у дома своего старого друга и семейного врача доктора Манделе. Доктор работал неполный день и, как он сам выражался, почивал на лаврах. Он пользовался высокой репутацией больше за мудрость, чем за искусство, оставив врачебную практику своим помощникам, да и вообще людям помоложе, а сам предпочитал заниматься консультированием. Но семьи, с которыми доктор был связан узами дружбы, он по-прежнему посещал, когда требовались его услуги. Понтелье были как раз такой семьей.

Мистер Понтелье нашел доктора за чтением у открытого окна кабинета. Дом врача стоял на довольно удаленном расстоянии от улицы, посреди чудесного сада, так что в кабинете старого джентльмена всегда было тихо и спокойно. Доктор был страстным приверженцем чтения. И поэтому неодобрительно взглянул из-под очков на входящего мистера Понтелье, гадая, у кого это хватило дерзости побеспокоить его в этот утренний час.

— Понтелье! Не заболели, надеюсь. Заходите и садитесь. Какие новости вы принесли мне сегодня утром?

Доктор был дородным мужчиной с роскошной седой гривой и маленькими голубыми глазами, яркость которых померкла с возрастом, но их способность проникать в самую суть вещей осталась прежней.

— Да я никогда не болею, доктор. Вы же знаете, я вытесан из прочного материала — старого креольского рода Понтелье. Мы просто высохнем и в конце концов рухнем наземь. Я пришел проконсультироваться, вернее, не столько проконсультироваться, сколько поговорить об Эдне. Не могу понять, что за недуг ее настиг.

— Мадам Понтелье нездоровится? — удивился доктор. — Надо же, а я видел ее, наверно, неделю назад, она шла по Кэнэл-стрит. Воплощение здоровья, я бы сказал.

— Да-да, на первый взгляд моя жена совершенно здорова, — согласился мистер Понтелье, наклоняясь вперед и вращая между ладоней трость, — но ее поведение нездоровое. Ее что-то гложет, она сама не своя. Я не могу разобраться, в чем дело, и подумал, что, может быть, вы мне поможете.

— А как она себя ведет? — задал вопрос доктор.

— Э-э... не так-то просто объяснить, — вздохнул мистер Понтелье, откидываясь на спинку кресла. — Все в доме пошло прахом, Эдна ничем не занимается.

— Ну-ну, женщины ведь все разные, дражайший мистер Понтелье, мы должны принимать во внимание...

— Я это знаю. Говорю же, не могу объяснить, в чем дело. Изменилось отношение жены ко мне, к другим, ко всему. Вы знаете, у меня вспыльчивый нрав, но я не хочу ссориться или быть грубым с женщиной, особенно с женой, однако я уже доведен до крайности, и во мне просыпается тысяча бесов, после того как я в очередной раз выставлю себя дураком. Эдна делает нашу жизнь до черта тягостной... Она вбила себе в голову всякие идеи насчет этих проклятых прав женщин, и — вы меня понимаете — мы встречаемся утром только за завтраком.

Старый джентльмен, подняв кустистые брови и оттопырив толстую нижнюю губу, постучал по ручкам кресла мягкими подушечками пальцев:

— Что вы делаете для нее, Понтелье?

— Делаю ! Parbleu![32]

— Общалась ли она в последнее время, — начал доктор с улыбкой, — с компанией этих псевдоинтеллектуалок — сверхдуховных высших существ? Моя жена без конца рассказывает мне о них в последнее время.

— В этом и беда, — перебил врача мистер Понтелье, — что Эдна вообще ни с кем не общается. Она забросила свои вторники у нас дома, порвала с прежними знакомыми, бродит где-то сама по себе, мотается куда попало на трамвае, домой приходит, когда уже темно. Говорю вам, в ней появились какие-то странности. Мне это не нравится. Я беспокоюсь.

Слова мистера Понтелье направили мысли доктора в другую сторону.

— Ничего наследственного? — серьезно спросил он. — У ее предков, у членов семьи не отмечалось ведь никаких странностей, не так ли?

— О, вот уж чего нет, того нет! Эдна происходит из уважаемого старого пресвитерианского рода из Кентукки. Старый джентльмен, ее отец, я слышал, всегда замаливал повседневные грехи воскресными молитвами. Я знаю точно, что его скаковые лошади брали призы в Кентукки, и он был одним из лучших фермеров, с каким мне приходилось встречаться. Маргарет — вы знаете Маргарет — придерживается чистейшего пресвитерианства. А младшая, ведьмочка в какой-то степени, выходит, кстати, замуж через две недели.

— Отправьте супругу на свадьбу, — воскликнул доктор, предвкушая удачное решение проблемы. — Пусть поживет какое-то время среди своих родственников, это пойдет ей на пользу.

— Именно этого я и хочу. Но Эдна не собирается на свадьбу. Говорит, что свадьба — самое безотрадное мероприятие на свете. Хорошенькое заявление мужу со стороны жены! — воскликнул мистер Понтелье, снова начиная закипать при воспоминании об этих словах.