Пробуждение - [25]

Мальчики тащили по дорожке небольшую тачку, которую они нагрузили камнями и палками. За ними семенила няня, изображая приличествующие ситуации живость и рвение. С улицы доносились крики продавца фруктов, расхваливающего свой товар.

Эдна с отсутствующим выражением лица смотрела прямо перед собой. Ее не интересовало происходящее вокруг. Улица, дети, продавец фруктов, цветущие кусты перед глазами — все это было неотъемлемой частью чуждого Эдне мира, который внезапно стал враждебным. Она вернулась в дом. Ей пришло в голову, что надо поговорить с кухаркой относительно оплошностей в обеде накануне вечером, однако мистер Понтелье уже избавил ее от этой неприятной миссии, к которой она была очень мало пригодна. Аргументы мистера Понтелье обычно бывали убедительны для тех, кто на него работал. И он уехал на работу в полной уверенности, что им с Эдной сегодня вечером и, возможно, в последующие дни подадут отличный обед.

Эдна провела несколько часов за просмотром своих старых набросков. Ей сразу бросились в глаза многочисленные недоработки. Эдна попробовала поработать немного, но поняла, что сегодня не в настроении.

В конце концов она собрала вместе те наброски, которые сочла наименее неудачными, и, одевшись, вместе с ними вышла некоторое время спустя из дому. Уличное платье подчеркивало красоту и утонченность молодой женщины. Морской загар уже сошел с лица Эдны, безупречно гладкий лоб белел под густыми русыми волосами. На щеках виднелись несколько веснушек, а под нижней губой темнела маленькая родинка. Такая же была и на виске, полускрытая в волосах. Эдна шла по улице и думала о Роберте. Безумное увлечение не отпускало ее. Эдна пыталась забыть молодого человека, осознавая всю бесплодность воспоминаний. Но мысль о Роберте была подобна наваждению, вечно тяготеющему над Эдной. Она не задерживалась в мыслях на деталях их знакомства и не вспоминала какие-то особенные стороны личности молодого человека; он сам, само его существование занимали полностью ее мысли, иногда тускнея, как если бы они растворялись в дымке прошлого, и снова возрождаясь и с силой наполняя ее душу необъяснимым томлением.

Эдна направлялась к миссис Ратиньоль. Их привязанность друг к другу, возникшая на Гранд Айл, не ослабела, и подруги продолжали достаточно часто видеться после возвращения в город. Ратиньоли жили относительно недалеко от дома Эдны, в переулке, где мистер Ратиньоль держал аптеку. Надежное и процветающее дело!

Аптеку основал еще его отец, и мистер Ратиньоль теперь занимал подобающее ему место в обществе и пользовался завидной репутацией благодаря своей надежности и здравомыслию. Его семья проживала в просторных апартаментах над аптекой с арочным въездом с торца. Эдна считала, что в образе жизни Ратиньолей было что-то очень иностранное, очень французское. В просторном, во всю ширину дома, изящно обставленном салоне Ратиньоли два раза в месяц собирали друзей на soirees musicales[26], иногда включающие для разнообразия карточные игры. Один из их друзей играл на виолончели, другой приходил с флейтой, еще один — со скрипкой. Несколько человек обладали неплохими голосами, многие играли на рояле — с разной степенью вкуса и беглости. Soirees musicales у Ратиньолей были известны во всем городе, и быть приглашенным на них считалось большой честью.

Эдна нашла свою подругу за сортированием одежды, только что принесенной из прачечной. Адель тут же бросила свое занятие при виде Эдны, которую провели к ней безо всяких церемоний.

— Ситэ может сама прекрасно это сделать. На самом деле она сама должна это делать, — объяснила Адель Эдне, которая извинилась за то, что помешала подруге.

Миссис Ратиньоль вызвала молодую негритянку, которой на французском языке поручила быть очень аккуратной, проверяя врученный ей список. Она попросила посмотреть, вернулся ли тонкий льняной платок мистера Ратиньоля, которого недоставало на прошлой неделе, а также отложить отдельно вещи, нуждающиеся в починке и штопке.

Затем, обняв Эдну за талию, Адель повела подругу в переднюю часть дома, в салон, где было прохладно и где стоявшие в вазах на камине розы распространяли нежный аромат.

Мадам Ратиньоль была еще более красивой, чем когда-либо, дома, в открытом домашнем платье, обнажавшем почти полностью ее плечи.

— Может быть, я смогу однажды написать тебя, — сказала Эдна с улыбкой, когда подруги уселись. Она вытащила сверток с набросками и принялась разворачивать их. — Я считаю, что мне нужно начать работать. Я чувствую, что должна что-то делать. Что ты думаешь о них? Как тебе кажется, стоит мне снова взяться за живопись и чему-то подучиться? Я могла бы брать уроки у Ледпора.

Эдна понимала, что мнение миссис Ратиньоль в подобных вопросах почти ничего не стоит, и она уже не просто все решила, а была непреклонна в своем выборе. Но ей хотелось услышать от подруги слова похвалы и одобрения — это поможет ей вложить душу в свое начинание.

— У тебя огромный талант, дорогая! — уверила Эдну Адель.

— Чепуха! — запротестовала Эдна, однако же была очень довольна.

— Огромный, говорю тебе, — настаивала на своем миссис Ратиньоль, разглядывая наброски один за другим, сначала поднося их близко к глазам, а потом держа на расстоянии вытянутой руки, сощурившись и наклонив голову к плечу. — Ясно, что этого баварского крестьянина нужно вставить в рамку... а эта корзина с яблоками! Как живые! Никогда не видела ничего подобного! Они просто искушают протянуть руку и взять одно.