Пробуждение - [46]

— Я рекомендовал бы вам, — говорил Николай Петрович, — ни на что не делать особого нажима. Будьте с разведчиками ровны, справедливы, внимательны к ним. Не показывайте ни в чем своего превосходства, они сами об этом знают, делайте все просто, как делают они. Но в то же время ни от чего не отказывайтесь, хотя бы и самого трудного. И вы не заметите, как перестанете чувствовать себя в. команде получужим, что все еще проявляется у вас.

Эти простые и убедительные слова штабс-ротмистра совпадали с моими собственными взглядами, настраивали на то лучшее отношение к солдатам, какое только могло быть в условиях царской армии.

* * *

Два, а иногда и три раза в неделю, по вечерам, штабс-ротмистр беседовал с разведчиками по истории России или читал им классиков. Первое делалось по распоряжению штаба полка в обязательном порядке и имело задачей укрепить патриотические чувства солдат, а второе — по инициативе самого Николая Петровича. Я даже был удивлен этой инициативой, так как нигде, кроме команды разведчиков, ничего подобного не проводилось, и не преминул сказать об этом Муромцеву.

— Вы напрасно думаете, что солдаты не понимают классиков, — ответил мне Николай Петрович. — В свое время подобное недоверие было и у меня. Но жизнь показала, что я не прав. Первое, что я прочитал солдатам, был «Тарас Бульба». Представьте себе, разведчики не только внимательно слушали и поняли Гоголя, но неплохо разобрались и в том, на чьей стороне правда. Видимо, классики одинаково понятны и образованным людям, и простому народу. На то они и классики. Завтра я буду читать разведчикам отрывки из «Мертвых душ». Приходите, Михаил Никанорович, посмотрите, послушайте. Право, останетесь довольны.

Разведчики собрались на небольшой лужайке позади сарая-квартиры Муромцева, под могучим дубом. Штабс-ротмистр, приказав садиться, не мешкая, приступил к чтению. Нельзя сказать, чтобы он читал, как артист. Но когда было нужно по развитию действия, в его спокойном и негромком голосе слышалось столько юмора или негодования, что разведчики невольно улыбались или  хмурились, видимо ясно представляя себе изображаемую писателем картину. Иногда Муромцев прибегал к выразительным жестам, слегка менял интонацию и очень кстати делал паузы. В общем, его чтение хорошо доходило до солдат. Это было видно по вниманию, с которым они слушали, и по тому, как, несмотря на дисциплину, разведчики все-таки неодобрительно гудели при особенно подлых поступках Чичикова.

Расходясь, солдаты оживленно обсуждали прослушанное, а взводные унтер-офицеры спрашивали, будет ли продолжено чтение «истории Чичикова», как они окрестили бессмертную поэму, потому что «взвод очень интересуется». Чтение «Мертвых душ» было продолжено. Я говорил впоследствии с некоторыми разведчиками о «Мертвых душах» и убедился, что Николай Петрович прав: поняли солдаты Гоголя. Правда, поняли по-разному. Понять помогло то, что крепостное право было памятно дедам солдат, рассказывавшим внукам об удовольствии «быть под господами». Именно так определил один солдат крепостное право. Разведчики не одобряли господ и посмеивались над ними. Неумные, необразованные и нечестные господа могли существовать только «при мужике, который кормил лодырей», как выразился Голенцов. Но Голенцов был рабочий, давно утерявший связь с деревней, а не крестьянин, и его мнение не совпадало с другими. Сибиряки же и северяне, не знавшие крепостного права, попросту считали героев «Мертвых душ» никчемными и вредными людьми. Собакевич был признан некоторыми солдатами «хозяином».

Николай Петрович предложил мне в предпоследний день стоянки в корпусном резерве прочитать разведчикам что-нибудь из Шекспира по своему выбору. Это предложение смутило меня: Гоголя разведчики поняли, но это все же свой, русский. Понятны и быт, и люди, изображенные писателем. А Шекспир? Писал триста лет тому назад, англичанин, злоупотребляет мифологией, в пьесах странные для русского человека имена и названия, много недомолвок.

Николай Петрович возразил:

— Вы правы. Шекспир будет для солдат труднее Гоголя. Но давайте вспомним, что пьесы Шекспира шли при его жизни в народных театрах Англии и народ его  понимал. Пусть даже незнакомые имена и названия, все-таки я уверен: разведчики поймут Шекспира.

Я вспомнил гастроли братьев Адельгейм, правда, не с Шекспиром, а с шиллеровскими «Разбойниками». Гастроли шли ежегодно и с неизменным успехом как у нас в Иванове, так и в Шуе и других чисто рабочих городах. Вспомнил — и согласился. Муромцев дал мне собственный томик избранных произведений Шекспира. Не без трепета душевного я взял его и долго читал в ту ночь. Остановился на «Короле Лире»: казалось, что эта трагедия будет наиболее понятна солдатам. К тому же пришел на память тургеневский «Степной король Лир», и я утвердился в своем решении.

На моем чтении присутствовал Муромцев, но это не стесняло меня, так как я уже знал неизменную благожелательность Николая Петровича. Начал я с рассказа о Шекспире, упомянув, когда он жил, в какую эпоху. Сказал о всемирной известности знаменитого писателя, а затем очень кратко остановился на трагедии и ее особенностях для нашего русского понимания. Закончил свое вступление указанием на то, что страсти, описанные Шекспиром, присущи людям и в наше время.