Пробуждение - [14]

Скворцов недовольно сопел, со злостью дожидаясь, когда уйдет Погорелов.

— Вот что, Скворцов! Убирай все к чертовой матери и не рассуждай! Делай, как я приказал! — закричал Погорелов, брызгая слюной.

Скворцов и Захаров весело переглянулись. От крика у Погорелова перехватило горло. Он даже задохнулся от злости.

— Слушай, Петр Иванович. — Скворцов взял его за пуговицу и покрутил ее. Пуговица оторвалась и осталась в руках Скворцова. Никто из них даже не заметил этого, кроме Захарова, который начинал понимать, куда клонит Погорелов, и зло ухмылялся. — Это дело поручили мне, не так ли? И не кричи, не то голос окончательно сорвешь. Правда, Захаров?

— И я ж об этом! — Захаров нервно потянул носом, глаза яростно заблестели. — Иди, не мешай, Иванович! Надоел, как прыщ ниже пояса.

Захаров спрыгнул с верстака, на котором сидел, взял молоток и начал продолжать работу. Скворцов кинулся помогать ему, а Погорелов, взбешенный, красный, развернулся и прямиком к себе в кабинет.

— Вы еще ответите, — только и сказал он им.

Скворцов и Захаров дружно рассмеялись.

Погорелов несся по цеху. Одна и та же мысль сверлила мозг: «Меня, старшего мастера, — и так оплевать, опозорить! При всех! Щенки!» Он, Погорелов, еще покажет им, на что способен. Или они думают, что я настолько прост, что могу забыть эти горькие минуты оскорбления? Ублюдки!

Многое передумал. Скворцов, сидя с Копыловым на лавке во время обеда, и все сводилось к одному: нет правды на белом свете. Вся радость нашей нищей жизни — это труд на благо родины, а мы еще смеемся, шутим, пьем! У русского осталось пока еще одно право — плохо оплачиваемая черная работа. Вон кавказец вчера шел с русской девушкой в номер гостиницы. Им все можно, у них большие деньги…

Подул ветерок. На небе стали сгущаться тучи. Из столовой потянулись измазанные в солидоле слесари, за ними, чуть почище, упаковщики металла, потом электрики, крановщики. Некоторые из них валились с удовольствием на траву, а некоторые садились прямо на землю, прислонясь спиною к стволам деревьев. Сразу посыпались шутки, смех… Девчонки и женщины, засунув руки в карманы халатиков, остановились чуть поодаль. У них был свой разговор: о грядущих ценах, о приближающейся безработице, о приватизации жилья… Особенно возмущалась одна пожилая из лаборатории, в красном платке.

— Всю жизнь отработала на заводе за копейки, получила под конец квартиру, и я еще должна теперь ее купить! Не смешно ли разве?..

— А ты не покупай! — смеется ее напарница с золотым кольцом на пальце. — Сама говоришь, в деревне есть сарай! Вот и живи!.. Никто уж не прогонит!..

— Вдруг и его заставят покупать? — не поняла шутки женщина в красном платке.

— Купишь! — смеется с кольцом. — Он все же дешевле квартиры. На свежем сене спать будешь.

Разразился общий хохот.

Скворцов поднялся, наклонился и взял каску.

— Не пойдешь в цех? — спросил Скворцов Копылова.

— Нет. Посижу еще немного. — Копылов показал на часы с синим циферблатом. — Обед-то не кончился.

В цехе от цементного пола было прохладно. Под самыми фермами летали дикие голуби. Они сбивали крыльями залежалую пыль, роняли оттуда перья и пух. Скворцов прошел мимо работающего продольного агрегата. Из-под режущих ножниц вылетал листовой металл и автоматически с шумом укладывался в пачки. Эти пачки операторы перетягивали металлическими лентами, и мостовой кран увозил их в цех для упаковки.

Однажды Скворцов подсмотрел, хотя это было не в его правилах, как Погорелов грузил кавказцам на машину левый товар — оцинкованное железо. Скворцова аж передернуло, затрясло.

— Зачем воруешь? А ну выгружай.

Погорелов нахмурился, когда услышал голос недолюбливаемого им Скворцова.

— Не кричи. Не у тебя беру. У государства. А государство — не частное лицо. Уловил! К тому же, пойми, все берут.

— А ну выгружай! — наседал Скворцов. — Не то к директору пойду. Он тебя живо под суд…

— Ты не очень горячись! Не пугай! — как-то спокойно сказал Погорелов. — Не боюсь я директора. Насчет воровства я пошутил — гружу в другой цех. Машину за деньги у них взял, — он показал на кавказцев. Те закивали.

— А деньги где достал?

— Взял из общих! Не для себя ведь гружу. Я хотел бы с тобой поподробнее побеседовать, да некогда. Как-нибудь в другой раз.

Погорелов нагрузил мостовым краном машину и уехал вместе с кавказцами.

Идя по цеху, Скворцов думал об этом и ругал себя: «Болван, надо бы посмотреть за ним».

На площадке, где стоял экспериментальный рулон, уж сидел перед ним на корточках Захаров и курил, пуская вверх кольца дыма и о чем-то думая. Увидев подходившего Скворцова, он поднялся и стал ждать, что тот скажет, и тут же подумал про него: «Дурило! Все из партии бегут, а он вступил в партию. Чумовой! Узнать бы причину, что толкнуло его на такой шаг? Понятно, не скажет. Он не Погорелов, не из-за выгоды, конечно. Партия уж не та — развалилась. Спасибо генсеку, кабы не он, до сих пор держала бы власть в своих руках».

— Пообедали? — спросил он у Скворцова.

Захаров был в работе быстр, ловок. Без злобы отзывался на шутку. Сам любил пошутить.

— Да, — односложно ответил тот и кивнул на рулон. — А ничего получается! Ты как находишь?