Пробуждение - [174]

— В те времена, как ты помнишь, у нас было слишком мало доказательств, чтобы мы могли выдвинуть против Рэндо официальное обвинение. Мы знали, что доктора Вассерстрома убили, но мы не могли доказать это тогда, и я сомневаюсь, что нам удастся это теперь.

— Отец рассказывал мне, что после окончания Второй мировой войны несколько евреев посвятили свою жизнь поискам и уничтожению нацистов, сумевших скрыться от правосудия. Эти люди считали, что есть преступления, для которых нет и не может быть срока давности. Даже когда большинству из них было уже далеко за восемьдесят, они продолжали работать, выслеживая уцелевших военных преступников по всему миру, доставляя их в Европу и предавая суду. Это я и называю справедливостью.

— Это не справедливость, Нат. Это месть.

— Но и справедливость тоже. Вспомни, как называлась наша группа: «Врачи за Справедливость». Я не верю, что ты мог забыть!

Альберт еще раз тяжело вздохнул, и Нат заметил, что у него дрожат руки.

— Я никогда не был таким храбрым, как ты, Нат. Думаю, поэтому Рэндо убрал не меня, а тебя.

— Что за чушь ты несешь?! Меня застрелил какой-то подросток — самый обычный подросток из неблагополучных. И он признался…

Нойес покачал головой.

— Все было продумано и подготовлено заранее, — проговорил он ровным, невыразительным голосом. — В наш век многое, если не все, решала сила. Как я мог надеяться справиться с этим один?..

— Ты хочешь сказать, что убийцу подослал ко мне Мартин? — Нату все еще не верилось.

— Конечно, кто же еще? Ведь ты собирался погубить его!

— Но я был не один. Или, может быть, он пытался убить и тебя?

Альберт Нойес отвел взгляд.

— Нет.

— Господи, Альберт!.. — Нат замолчал, пытаясь понять, что случилось с его другом. И как это могло случиться. Наконец он проговорил негромко:

— Ты… уступил?

Альберт Нойес ничего не ответил.

— Но почему в таком случае ты продолжаешь заботиться о моем сыне? После стольких лет?!

— Все, во что я верил и верю, по-прежнему здесь, — тихо пробормотал Альберт Нойес, прижимая к груди слабый старческий кулачок. — Но мне хотелось жить. Твой сын остается для меня живым воплощением того, с чего мы начинали, — наших надежд, наших упований. Но для того чтобы уцелеть, часто приходится отказываться от некоторых идеалов и… иллюзий. Подобное происходит в этом мире постоянно, и в этом нет ничего нового.

Лицо Альберта сморщилось от стыда и унижения, сделавшись похожим на сушеное яблоко. Единственное, что осталось в столетнем старце от несгибаемого, пламенного борца, — это его длинный, аристократический нос.

— И каковы были… условия договора? — тихо спросил Нат.

— Я не предавал ни тебя, ни твоего сына. Но через пару лет после твоей смерти я оказался в таком положении, что мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться на предложение Рэндо и пообещать, что больше я к этой давней истории возвращаться не буду. Вот и весь компромисс, Нат. Он не трогал меня, а я оставил в покое его.

— Убийцы Вассерстрома ушли от наказания, а отец и сын Рэндо стали королями современной медицины, — насмешливо проговорил Нат, пародируя слова президента. — Это ты называешь компромиссом?

— Я всегда надеялся, что когда-нибудь ко мне обратится человек, который будет таким же решительным и отважным, как ты, и тогда я расскажу ему все. Но такой человек так и не появился.

И снова они долго сидели молча, прислушиваясь к тонкому жужжанию летательных аппаратов, изредка проносившихся над парком. Наконец Нат сказал:

— «Икор» продолжает охотиться за мной, и мне нужна защита. Не мог бы ты чем-нибудь помочь мне? Например, если бы взялся передать мою записку президенту Вильялобосу…

Нойес замахал руками:

— Что ты! Что ты! Об этом не может быть и речи. Я не могу.

— А кто может?

Старый врач как-то странно посмотрел на него.

— Я подумаю, — сказал он неуверенно. — Но я позвал тебя сюда не для того, чтобы решать политические вопросы, а для того, чтобы сказать о сыне. Ты должен увидеться с ним как можно скорее, потому что ему уже недолго осталось. Своих средств у него нет, а никакой социальной или медицинской помощи он не получает уже много лет. Он лишен почти всех гражданских прав — таково в наши дни наказание за инакомыслие. Я много раз пытался добиться для него хотя бы частичной реабилитации, но мне так и не удалось ничего сделать. Быть может, президент Вильялобос и пойдет мне навстречу, но боюсь, это случится слишком поздно… — Он немного помолчал и добавил: — Прошу тебя, когда ты увидишь Патрика, не сердись на меня. Поверь, я делал для него все, что было в моих силах.

Нат тяжело вздохнул, но смягчился и бережно обнял своего старого друга, чувствуя под руками хрупкие кости:

— Я знаю, Альберт, знаю…

Старик со стыдом отвернулся.

78

Отправившись по адресу, который дал им Альберт Нойес, Нат и Фред оказались на окраине города, в районе, застроенном кирпичными особняками. Этот район Нат знал. За прошедшие годы он, разумеется, изменился, но его вполне можно было узнать. Во всяком случае, большинство облицованных коричневым песчаником домов еще стояли, хотя выглядели обветшалыми и заброшенными. Почти в самом конце последнего квартала, уже у самой городской черты, они увидели ветхий многоквартирный дом, стены которого почти сплошь были покрыты налезавшими друг на друга заплатами из мятой заржавленной жести, так что издалека здание напоминало древнего воина в чешуйчатой латной юбке. Лифт, разумеется, не работал; подниматься наверх пришлось по наружной пожарной лестнице, и Нату, который еще не до конца оправился после скитаний по пустыне и бегства из дома Уильямсов, казалось, что он не сможет одолеть несколько последних пролетов.