Проблемы теории романа - [29]

Р о з е н ф е л ь д. — В своем первом выступлении я старался быть возможно более кратким и это, очевидно, помешало мне дать положения в достаточной мере ясные и четкие. Во всяком случае мои высказывания в прошлый раз вызвали ряд недоразумений, которые я считаю нужным разъяснить.

Прежде всего я должен повторить, что статью тов. Лукача считаю весьма ценной имению потому, что из ее основных положений не только можно, но и следует исходить в разработке проблем романа как в плане истории, так и в плане теории литературы. При этом я не мыслю возможности противопоставления этих двух планов-теоретического и исторического; в этом отношении для меня было некоторой неожиданностью высказывание В. Ф. Переверзева. Считаю также невозможным противопоставлять философский подход к данному вопросу подходу собственно литературоведческому. И если общая концепция тов. Лукача верна (а она, конечно, в общем верна, потому что непосредственно и исследовательно базируется на высказываниях классиков марксизма), то странно. — я бы сказал, нелепо, говорить о ее неплодотворности для собственно литературоведческих розысканий. Я, следовательно, совершенно не могу принять нигилистической оценки доклада тов. Лукача, которую давали некоторые из выступавших. Более того, на первом заседании меня и побудила выступить с некоторыми короткими замечаниями мысль о том, что в работе тов. Лукача имеются все предпосылки для дальнейшей детальной разработки истории и теории романа.

Я никогда не говорил о романс как о вечной, внеисторической, внеклассовой категории. Не говорил я этого и о других жанрах. Жанр — категория классовая. Строго говоря, (каждый из терминов "повесть" "новелла", "роман" и т. д. соответствует не отдельному жанру, а целой группе одноименных жанров различных стилей, жанров сходных, но не тождественных. Напр., феодальная (боярская повесть, буржуазная повесть-это, строго говоря, различные жанры, однако мы и то и другое называем повестью, причем обозначение их одним термином не есть пустой звук, не является слепым следованием за установившейся терминологией. В реальной истории литературного процесса эти жанры связаны литературными традициями, закономерно обусловленными системой классовых отношений, ходом классовой борьбы, общим процессом выработки классовой культуры. Эти жанры вместе с тем связаны известной близостью и в структурном отношении. Повторяю, близость эта есть не тождество, а лишь сходство.

Задача теории литературы с этой точки зрения — найти определение указанной относительной общности. Эту задачу теория литературы разрешает, конечно, опираясь на данные истории литературы. Это однако, отнюдь не означает признания чисто эмпирического индуктивного метода. Теоретическое определение жанра должно опираться на типичные его проявления, на те его проявления, которые с наибольшей полнотой отражают его основные тенденции и свойства, в которых с наибольшей полнотой раскрываются его социальные предпосылки. Вместе с тем, опираясь на такое определение, литературовед должен привлекать и все остальные материалы, отнюдь не игнорируя формы переходные, смежные и т. д. В этом последнем отношении работа тов. Лукача, несомненно, нуждается в ряде дополнений.

Из сказанного вытекает, что при определении данного жанра надо говорить о его динамике, о динамике литературного процесса, а не о статическом сравнении различных жанров между собой, ибо этим можно заниматься без конца. В этом отношении самая основа работы тов. Лукача глубоко правильна. Докладчик правильно подошел к задаче, идя от сопоставления романа с эпосом (с моей точки зрения, точнее будет говорить — героической (поэмой, эпопеей) правильно, т. к. именно таким путем раскрываются закономерность и специфика романа, как жанра буржуазной литературы. Опять-таки это не исключает, а. наоборот, требует того, чтобы, раскрыв закономерность возникновения романа как жанра, объяснить, почему в буржуазной литературе наряду с романом, как ведущим жанром, возникают и другие жанровые формы. Мне думается, что очень содержательное выступление тов. Гриба как раз показывает возможность продолжения работы тов. Лукача в направлении более детального анализа специфических форм романа и т. д.

Я думаю, что из всего мною только-что сказанного ясно, что если я и дал неудачными формулировками основание для недоразумения, в результате которого возникло мнение о близости моих замечаний к позициям В. Ф. Переверзева, то это могло случиться лишь в силу недостаточной развернутости и четкости моего выступления, т. к. система взглядов В. Ф. Переверзева глубоко мне чужда.

Ф о х т. — Я хотел обратить внимание на два вопроса, для неверного направления в обсуждении которых и я дал некоторое основание своими формулировками.

Первый вопрос об изучении жанров. Как обстояло дело у нас с этим вопросом до самого последнего времени? Если не вдаваться в глубокую историю, мы имели здесь три точки зрения, друга друга сменявшие.

Первая понимала жанр, как явление, которое обладает константными свойствами, позволяющими говорить о понятии жанра, напр., романа, на протяжении всего развития истории литературы. Отождествлялся роман античный и роман буржуазный, говорилось о романе вообще. Это та точка зрения, которую разделяли формалисты. Она явно неприемлема и не требует особой аргументации для доказательства своей ложности.