Проблемы социологии знания - [53]
Волюнтаристические философемы западноевропейского Нового времени от Дунса Скота, Оккама, Лютера, Кальвина, Декарта вплоть до Канта и Фихте – тоже вовсе не новые «теории» об одних и тех же фактах: они точно так же формулируют новые социологически обусловленные формы переживания новых ведущих слоев, что было совершенно ясно уже В. Дильтею[200]. Они формулируют новую идею господства и новую, абсолютную с точки зрения господства, оценку нового типа человека, человека «фаустовского» типа, стремящегося распространить свою власть над природой бесконечно – в том числе и внутри государства, пока не найдет себе противника равной силы; не желающего признавать ни логических идей и их взаимосвязей, ни объективного порядка ценностей и целей как предпосланных его воле и ограничивающих ее суверенитет. Центральное место «Я» (ибо «Я» – это и не вещь, и не особая деятельность, а лишь ценностная позиция в структурном порядке возможных актов), которое в Средние века занимал теоретический созерцательный акт, у ведущего человеческого типа обществ, складывающихся в церкви, государстве, хозяйстве, технике, философии, науке, симметрично занимает акт суверенной воли: естественно, симметрично в «Боге» и в человеке – исторически и осознанно даже сначала в Боге, потом в человеке. Водворение созерцательно-интеллектуальной касты на вершине общества при содействии касты, активно производящей и господствующей в реальном историческом ходе событий, само собой требует нового образа Бога и души. Социологически все это означает новый «волюнтаризм». Именно этот волюнтаризм как живая функция преобразовал блаженно-созерцательный «intellectus» Средневековья в изначально обусловленный технически «рассудок» нового экспериментального и математического исследования природы. Весьма символично: францисканская школа, в которой как тенденции зародились номинализм и реализм, оказывается первопроходцем нового экспериментального исследования природы, преодолевающего аристотелевское учение о природе (Роджер Бэкон и т. д.).
Социологическое решение чрезвычайно сложной проблемы соотношения науки и техники предполагает прежде всего построение серии смысловых соответствий между структурой современной науки, с одной стороны, и техники – с другой, а также между техникой самой по себе и хозяйством, правда, сначала без каких-либо каузальных объяснений. Только после этой вполне самостоятельной операции попытка дать каузальное объяснение будет обязательна и необходима – но и она должна быть сделана с учетом указанного выше ограничения.
Ниже приводятся некоторые серии смысловых соответствий такого рода между всеми тремя явлениями (не претендующие, впрочем, на полноту), а именно те из них, которые касаются перехода от средневековья к Новому времени и других отдельных этапов истории. Соответствия воспроизводятся на основе ряда моих работ, частью опубликованных, частью неопубликованных, и представлены здесь без дальнейших пояснений[201]. Я начинаю с наиболее формального, скорее методического соответствия и перехожу к таким, которые уже в большей степени затрагивают содержательную сторону картины мира.
1. По мере того, как в течении основных стадий нового капиталистического способа ведения хозяйства[202] (ранний капитализм, развитой капитализм, поздний капитализм) пробивает себе историческую дорогу городская буржуазия, по мере того, как в условиях разрушения ремесленных цехов (начало «пролетариата») возникает, с одной стороны, предпринимательство («издатель», фабрикант), а с другой стороны, – то, что традиционно называется обществом; по мере того, как перед необходимостью управления и денежной нуждой отступают феодалы, возвысившиеся до могущественных удельных князей, а зависимые формы труда, возникшие на основе политического и военного господства, уже по другими причинам уступают место «свободному труду», во вновь формирующихся «высших слоях» появляется новая форма и новая направленность инстинкта власти. Форма и направленность инстинкта власти господствовавших ранее феодальных слоев сводились по существу к господству над людьми, – конечно, над территорией и вещами тоже, но всегда лишь через волю к господству над людьми. Новая форма и направленность инстинкта власти характеризуются, напротив, стремлением к продуктивному преобразованию вещей, или, говоря точнее, «способностью» и могуществом преобразовывать вещи в ценные блага. Этот процесс выражается одновременно и равно изначально в двух фактах. а) В вытеснении духовно-созерцательных и клерикальных групп, господствовавших в силу церковно организованной священной магической техники спасения, и феодальных слоев, традиционно господствовавших по праву наследства благодаря первоначальной военной силе, т. е. в вытеснении духовенства и дворянства, которые образуют внутри высшего уровня общественной иерархии одно социологически обусловленное целое. Лишь наиболее крупные феодальные землевладельцы, воспринимая индивидуалистическое римское право собственности, становятся при поддержке нового бюргерства и предпринимателей удельными князьями. Собственной воле к политическому господству они сообщают заряд новой буржуазной экономической энергии, направленной на вещное господство. В эпоху меркантилизма они становятся
