Пробирка номер восемь - [34]

Феликс закрыл лицо руками и Ане показалось, что он плачет. «Надо все сказать детям, только я не знаю … как». Аня вдруг поняла, что вся ее бравада, парикмахерская, прическа, желание «не понимать» были только защитой от неотвратимой правды, в которую она верила … и в то же время не верила. Не верила по той простой причине, что этого не могло быть! Ни с кем не было. Все уляжется. Люди умирают, а не исчезают таким нелепым образом. И она не исчезнет, она просто в свой час умрет.

— Нет, Фель. Не будет так, как ты говоришь. Не надо. Я просто умру, причем умру нескоро. Успокойся. Мы не можем верить всему, что нам говорят. Пойдем в Бюро, там меня исследуют и скажут, что ошиблись, а даже, если и не ошиблись, это же все не завтра будет.

Феликс понял, что дальнейший разговор бесполезен, что Аня в состоянии отрицания действительности. Она скорее всего будет проходить пять стадий «Кюблер-Росса». Сейчас стадия первая. Не стоит пока её из этого состояния выводить. Зачем? Ей будет только труднее. Может она права и все застопорится. Где взять моральные силы это пережить. Аня сегодня к счастью не приставала к нему и уснула, и он долго не спал, борясь с императивным желанием позвонить дочерям и Сашке. Они ничего сделать не могли, но быть одному рядом с доверчивой, довольной, фальшиво молодой Аней, ему было слишком трудно. Вот бы ему тоже научиться отрицать весь этот ужас, но Феликс знал, что подобного компенсаторного механизма у него нет.

Больше они об этом не говорили, из Бюро им не звонили и можно было пока делать вид, что ничего не происходит. Недели через две после разговора с Голдбергом, Аня сообщила Феликсу, что у нее болит десна. «Надо купить специальную мазь, у меня почему-то протез натирает, прямо сил нет» — сказала она ему за завтраком. «Ладно, я вечером куплю. Не беспокойся». Феликс теперь остерегался говорить с Аней о прогрессе ее симптомов. Самому-то ему было совершенно понятно, что у нее растут зубы, доктор из Бюро их о подобном предупреждал. «Да, пора сказать, ребятам. Так больше продолжаться не может» — Феликс решил заехать к ним сегодня же вечером, отпросившись с работы. Он прямо говорил Ане, что следует обо всем сказать ребятам, все равно, дескать, придется говорить, но Аня категорически отказалась. Поскольку они ни о чем не спрашивали, то ей казалось, что не стоит пока нарушать статус кво. Аня была скорее всего права, но Феликс не мог больше противиться желанию разделить с семьей свой груз.

Между тем Аня вовсе не отрицала свои обстоятельства. Она просто не до конца понимала, что с ней происходит, и как это все кончится. Как и все люди она привыкла, что болезнь определяют, потом лечат, и симптомы исчезают, и вот как быть, если они не исчезнут, а усугубятся? Как себя вести, что делать … Учебный год заканчивался, на работе она была деятельна и в классе совершенно забывала о своей ситуации.

На исследования в Портлендское ФБР они съездили. Надо же, оказывается недалеко от аэропорта был выстроен довольно мрачный замкнутый на огромном кампусе комплекс с прекрасно оборудованными лабораториями. По сути там повторили все анализы и тесты, Аня терпела, успокаивая себя тем, что хорошо, что уложились в один день. Феликс опять не ходил на работу. Ане сказали, что о результатах ее уведомят. «А зачем мне знать эти подробности! Наплевать ей на результаты…» — Что ей действительно говорили конкретные цифры расширенной биохимии, длинный столбик цифр: Гамма ГТ — 32 ед/л, … альбумин — 38, … СРБ — 3 мл/г … Все там расшифровывалось … какой-то АСП — это, к примеру, аспартатаминотрансфераза, фермент, содержащийся в гепатоцитах.

Анин тренированный образованием мозг смог бы «врубиться» даже и в этот незнакомый материал, но … она чувствовала, что ей этого не надо. Важно было другое: одна она такая на свете или нет? Дома она подолгу сидела за компьютером, искала информацию о похожих случаях, но находила только какие-то описания, относящиеся к семидесятым годам. От «случаев» попахивало газетными сенсациями. Что-то такое писали про лабораторных мышей, у которых была восстановлена связь между митохондрией и клеточным ядром. Что…? Аня не понимала, что такое «митохондрия», даже несмотря на то, что в так называемой научной статье объясняли, что «митохондрия» — это своеобразные аккумулятор клетки, которая в свою очередь является «источником химической энергии», необходимой для ключевых биологических функций. Она путалась в сложно произносимых терминах… никотинамид-аденин-динуклеотид, или НАД … Иногда ей хотелось понять суть, но для этого нужны были серьезные усилия и Аня была к ним не готова. Да и вообще ей не удавалось найти ни единой ссылки на компетентные источники. Что ж, их предупреждали, что такая информация будет, скорее всего, закрытой. Тем более, что университетские академические сайты тоже не давали открытого доступа к статьям и монографиям. Да, даже если бы ей удалось прочитать серьезные статьи, чтобы она поняла? Ничего бы она все равно не поняла. Дилетантов просили не беспокоиться!

Аня понимала, что Феликс сказал о ней ребятам, как уж он там все объяснил, насколько они ему поверили она не знала, но реакция семьи была странной. Все сделали вид, что ничего нет … продолжали просто жить обычной жизнью, как будто они не замечали, что все было с мамой не так. И зачем он только им сказал, зачем? Сделать они ничего не могут, а только будут смотреть на нее, как на уродку, на тяжелобольную, не просто на больную, а на безнадежную, с которой непонятно, как обращаться. Ах, Феликс! Не мог потерпеть. С другой стороны Аня его понимала, да и сколько можно было терпеть? У нее теперь был полный рот крепких здоровых зубов, но никто ничего не сказал. А что говорить? «Ой, мама, какие у тебя зубы!»