[Про]зрение - [33]
И то, чего не удалось сделать бомбе, сделала мирная демонстрация. В тревоге и смятении неколебимо верные приверженцы ПП и ПЦ собрались на семейные советы и решили – решал каждый за себя, но вышло единодушно – покинуть город. Они приняли в рассуждение, что новая бомба, которая завтра может рвануть у них под ногами, и улицы, заполненные чернью, заставят правительство пересмотреть чересчур жесткие положения осадного положения, и в особенности в той его части, что предусматривала одинаково суровое наказание и для стойких защитников мира и для закоренелых бунтовщиков. Чтобы не бросаться в эту авантюру очертя голову, кое-кто, имевший связи в высоких сферах, принялись зондировать почву, то бишь по телефону разузнавать, как бы отнеслось правительство к возможности дать разрешение – безразлично, будет ли оно высказано или подразумеваться по умолчанию – на отъезд в свободную зону тех, кто, имея на это достаточные основания, чувствовал себя узником в собственной стране. Полученные же ответы при всей своей расплывчатости и даже противоречивости, не мешавших, впрочем, делать четкие умозаключения относительно общего настроя правительства, позволяли принять как надежную гипотезу, что при соблюдении известных условий и выполнении известной же материальной компенсации успех эвакуации – пусть относительный, пусть не могущий предусмотреть всех последствий – может быть сочтен, по крайней мере, годным для пропитания кое-каких надежд. Целую неделю, в обстановке строжайшей секретности оргкомитет, куда вошло равное число активистов обеих партий, при участии консультантов, призванных из различных морально-нравственно-религиозных организаций столицы, обсуждал и в конце концов одобрил дерзкий план, который в память о достославном отступлении десяти тысяч получил по предложению одного высокоэрудированного эллиниста из ПЦ название ксенофонтова[6]. Трое суток и ни минуты больше дано было кандидатам в эмиграцию на то, чтобы они со слезами на глазах и с карандашом в руке определили, что взять с собой, а что оставить. И поскольку род человеческий именно таков, каким все мы его знаем, не обойдется в этих подсчетах без себялюбивых прихотей, без притворной рассеянности, без предательского взывания к легко пробуждаемой и неглубоко залегающей сентиментальности, без приемов неискреннего обольщения, хотя, конечно, имели место и поистине восхитительные случаи благородного и бескорыстного самоотречения, которые еще позволяют нам думать, что если пребудут такие и им подобные в высшей степени похвальные душевные движения, мы в конце концов внесем в монументальный проект творца и наш скромный вклад. Ретираду назначили на утро среды, и, скорее всего, в ту ночь хлынет проливной дождь, но это не только не помешает, а скорее наоборот – придаст массовому исходу некий оттенок героичности, заслуживающий благодарной памяти и внесения в семейные анналы в качестве яркого доказательства того, что не все добродетели рода человеческого утеряны. Ибо одно дело – спокойно перемещаться в автомобиле при благоприятной метеорологии, и совсем другое – когда дворники на лобовом стекле мотаются как безумные, силясь справиться с полотнищами дождевой воды, низвергающейся с небес. Серьезную проблему, досконально рассмотренную комиссией, представляло собой отношение к этому массовому бегству тех, кого с недавних пор стали называть белобюллетниками. Следовало ведь помнить, что многие эти озабоченные семьи проживали в тех же домах, что и люди с другого политического берега, которые, обуявшись прискорбно реваншистскими настроениями, могут ведь, очень мягко выражаясь, затруднить выезд, если, грубо говоря, не воспрепятствовать ему вовсе. Нам пропорют шины, говорил один. Забаррикадируют лестничные площадки, сулил второй. Испортят лифты, предрекал третий. Зальют силикону в замочные скважины, гнул свое первый. Разобьют стекла, поддавал жару второй. Нападут на нас, чуть только выйдем на улицу, пророчествовал следующий. Тещу в заложники возьмут, вздыхал еще один, причем с таким видом, что казалось, будто подсознательно он только о том и мечтает. Дискуссия, обостряясь с каждой минутой, продолжалась до тех пор, пока кто-то не вспомнил, что во время недавней манифестации все эти десятки тысяч людей вели себя, как ни погляди, в высшей степени корректно: Я бы даже сказал – безупречно, и, следовательно, нет никаких причин опасаться, что нынешние события будут развиваться иначе. Кроме того, я убежден, что они, освободясь от нас, вздохнут с облегчением. Все это прекрасно, вмешался некто недоверчивый, люди эти просто замечательные, образцы гражданского самосознания и воплощенное благоразумие, но есть тут и еще кое-что, о чем мы позабыли. О чем же. О бомбе. Выше уже сообщалось, что этот комитет – национального спасения, как предложил назвать его кто-то из присутствующих, чье предложение, впрочем, тотчас было отвергнуто по более чем веским идеологическим причинам, – оказался весьма представительным, что в данном случае означает, что состояло в нем добрых два десятка членов, рассевшихся сейчас вокруг стола. И любо-дорого было посмотреть, какое смятение воцарилось после этой фразы. Все присутствующие понуро опустили головы, а вслед за тем один укоризненный взгляд затворил – до самого конца заседания – уста тому дерзецу, который вроде бы забыл, что первое правило поведения в хорошем обществе гласит, что говорить о веревке в доме повешенного есть верх невоспитанности. Впрочем, было у загадочного происшествия и одно несомненное достоинство – оно привело всех к согласию насчет высказанного оптимистического замечания. Последующий ход событий подтвердил их правоту. Ровно в три часа ночи, точно так же, как сделало это правительство, семьи стали выходить из домов со своими чемоданами и баулами, кофрами и ридикюлями, со своими кошками и собаками, кто с грубо разбуженной черепахой, кто с японской рыбкой в аквариуме, кто с птичками в клетке, кто с попугаем на плече. Но не открылись двери других жильцов, и никто, стало быть, не вышел на площадку полюбоваться исходом, не отпустил язвительной шутки, не бросил вдогонку грубой брани, и вовсе не потому, что лило как из ведра, никто не перегнулся через подоконник, провожая отбывающий караван взглядом. Ну и, разумеется, можете себе представить, какой поднялся шум, когда вытаскивали свой скарб на лестницу, когда постоянно гремели лифты, снуя то вверх, то вниз, и постоянно раздавалось: Поаккуратней с пианино, Поаккуратней с сервизом, Поаккуратней с портретом, поаккуратней с бабушкой, разумеется, сказали мы, соседи проснулись, но никто не поднялся с постели, не прильнул к дверному глазку, а только говорили друг другу, барахтаясь меж простыней: Уезжают.
Одна из самых скандальных книг XX в., переведенная на все европейские языки. Церковь окрестила ее «пасквилем на Новый Завет», поскольку фигура Иисуса лишена в ней всякой героики; Иисус – человек, со всеми присущими людям бедами и сомнениями, желаниями и ошибками.
Жозе Сарамаго — крупнейший писатель современной Португалии, лауреат Нобелевской премии по литературе 1998 года. «Слепота» — одна из наиболее известных его книг, своего рода визитная карточка автора наряду с «Евангелием от Иисуса» и «Воспоминаниями о монастыре».Жителей безымянного города безымянной страны поражает загадочная эпидемия слепоты. В попытке сдержать ее распространение власти вводят строжайший карантин и принимаются переселять всех заболевших в пустующую загородную больницу, под присмотр армии.
Жозе Сарамаго – один из крупнейших писателей современной Португалии, лауреат Нобелевской премии по литературе 1998 года, автор скандально знаменитого «Евангелия от Иисуса». «Пещера» – последний из его романов, до сих пор остававшийся не переведенным на русский язык.Сиприано Алгору шестьдесят четыре года, по профессии он гончар. Живет он вместе с дочерью Мартой и ее мужем по имени Марсал, который работает охранником в исполинской торговой организации, известной как Центр. Когда Центр отказывается покупать у Сиприано его миски и горшки, тот решает заняться изготовлением глиняных кукол – и вдруг департамент закупок Центра заказывает ему огромную партию кукол, по двести единиц каждой модели.
Жозе Сарамаго – один из крупнейших писателей современной Португалии, лауреат Нобелевской премии по литературе 1998 года, автор скандально знаменитого «Евангелия от Иисуса».Герой «Двойника» Тертулиано Максимо Афонсо – учитель истории, средних лет, разведенный. Однажды по совету коллеги он берет в прокате видеокассету с комедией «Упорный охотник подстрелит дичь» – и обнаруживает, что исполнитель одной из эпизодических ролей, даже не упомянутый в титрах, похож на него как две капли воды. Поиск этого человека оборачивается для Тертулиано доподлинным наваждением, путешествием в самое сердце метафизической тьмы…По мотивам этого романа режиссер Дени Вильнёв («Убийца», «Пленницы», «Прибытие», «Бегущий по лезвию: 2049») поставил фильм «Враг», главные роли исполнили Джейк Джилленхол, Мелани Лоран, Сара Гадон, Изабелла Росселлини.
«С земли поднимаются колосья и деревья, поднимаются, мы знаем это, звери, которые бегают по полям, птицы, которые летают над ними. Поднимаются люди со своими надеждами. Как колосья пшеницы или цветок, может подняться и книга. Как птица, как знамя…» — писал в послесловии к этой книге лауреат Нобелевской премии Жозе Сарамаго.«Поднявшийся» — один из самых ярких романов ХХ века, он крепко западает в душу, поскольку редкое литературное произведение обладает столь убийственной силой.В этой книге есть, все — страсть, ярость, страх, стремление к свету… Каждая страница — это своего рода дверь войдя в которую, попадаешь в душу человека, в самые потайные ее уголки.Человека можно унизить, заставить считать себя отверженным, изгоем, парией, но растоптать ею окончательно можно лишь физически, и «Поднявшийся» — блестящее тому доказательство,.
Сеньор Жозе — младший служащий Главного архива ЗАГСа. У него есть необычное и безобидное хобби — он собирает информацию о ста знаменитых людях современности, которую находит в газетах и личных делах, находящихся в архиве. И вот однажды, совершенно случайно, ему в руки попадает формуляр с данными неизвестной женщины. После этого спокойствию в его жизни приходит конец…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
ДРУГОЕ ДЕТСТВО — роман о гомосексуальном подростке, взрослеющем в условиях непонимания близких, одиночества и невозможности поделиться с кем бы то ни было своими переживаниями. Мы наблюдаем за формированием его характера, начиная с восьмилетнего возраста и заканчивая выпускным классом. Трудности взаимоотношений с матерью и друзьями, первая любовь — обычные подростковые проблемы осложняются его непохожестью на других. Ему придется многим пожертвовать, прежде чем получится вырваться из узкого ленинградского социума к другой жизни, в которой есть надежда на понимание.
В подборке рассказов в журнале "Иностранная литература" популяризатор математики Мартин Гарднер, известный также как автор фантастических рассказов о профессоре Сляпенарском, предстает мастером короткой реалистической прозы, пронизанной тонким юмором и гуманизмом.
…Я не помню, что там были за хорошие новости. А вот плохие оказались действительно плохими. Я умирал от чего-то — от этого еще никто и никогда не умирал. Я умирал от чего-то абсолютно, фантастически нового…Совершенно обычный постмодернистский гражданин Стив (имя вымышленное) — бывший муж, несостоятельный отец и автор бессмертного лозунга «Как тебе понравилось завтра?» — может умирать от скуки. Такова реакция на информационный век. Гуру-садист Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления считает иначе.
Сана Валиулина родилась в Таллинне (1964), закончила МГУ, с 1989 года живет в Амстердаме. Автор книг на голландском – автобиографического романа «Крест» (2000), сборника повестей «Ниоткуда с любовью», романа «Дидар и Фарук» (2006), номинированного на литературную премию «Libris» и переведенного на немецкий, и романа «Сто лет уюта» (2009). Новый роман «Не боюсь Синей Бороды» (2015) был написан одновременно по-голландски и по-русски. Вышедший в 2016-м сборник эссе «Зимние ливни» был удостоен престижной литературной премии «Jan Hanlo Essayprijs». Роман «Не боюсь Синей Бороды» – о поколении «детей Брежнева», чье детство и взросление пришлось на эпоху застоя, – сшит из четырех пространств, четырех времен.