[Про]зрение - [30]

Двадцать три погибших и неизвестно еще, сколько осталось под развалинами, двадцать три погибших, по крайней мере, господин министр внутренних дел, повторял премьер, хлопая ладонью по стопке разложенных на столе газет. СМИ практически единодушно возлагают ответственность на некую террористическую группу, тесно связанную с движением белобюллетников. Прежде всего, ради бога, не произносите при мне этого слова, это исключительно вопрос хорошего вкуса, не более того, но все же избавьте меня от этого, а во-вторых, поясните, пожалуйста, какой смысл вы влагаете в понятие практически единодушно. Это значит, что есть только два исключения – две мелкие газетенки не приняли версию и требуют тщательного и глубокого расследования. Любопытно. Вот, господин премьер-министр, полюбуйтесь. Мы Хотим Знать Кто Отдал Приказ, вслух прочел премьер. И вот это тоже, не так прямо, но примерно в том же направлении. Мы Хотим Знать Кому Это Выгодно. Это не вселяет опасений, продолжил министр, беспокоиться, полагаю, не о чем, и это даже хорошо, что появляется некий разнобой, никто не сможет сказать, что все подтягивают хозяину слаженным хором. Вы хотите сказать, что двадцать три трупа – не повод для беспокойства. Это – просчитанный риск. В свете всего произошедшего, сказал бы даже – очень скверно просчитанный. Признаю, что можно рассудить и так. Мы ведь с вами, помнится, говорили о небольшом, не очень мощном устройстве, способном разве что чуть больше, чем напугать. К сожалению, при передаче приказа произошел какой-то сбой. Хотелось бы верить, что это единственная причина. Порукой мое слово, господин премьер-министр, уверяю вас, что приказ был отдан правильный. Ваше слово, господин министр внутренних дел. Иного у меня нет. Вот именно. Так или иначе, мы знали, что убитые – будут. Но не двадцать же три человека. Что двадцать три, что всего три, дело ведь не в количестве. И в количестве тоже. Позвольте вам напомнить, что цель оправдывает средства. Я уже много раз слышал эту фразу. И еще услышите, даже если в следующий раз она прозвучит не из моих уст. Господин министр, прошу немедленно создать комиссию для расследования причин. И к каким же выводам ей надлежит прийти. Пусть идет как идет, а куда придет – будет ясно впоследствии. Слушаюсь. Окажите всю необходимую помощь семьям пострадавших, как тем, кто погиб, так и тем, кто был госпитализирован, распорядитесь, чтобы муниципалитет взял на себя организацию и оплату похорон. Да, кстати, в этой сумятице я совсем забыл информировать вас, что председатель муниципального собрания ушел в отставку. Вот как, и почему же. Точней сказать, оставил свой пост. Ушел или оставил – в данном случае не слишком важно, я спрашиваю, почему он это сделал. Он прибыл к месту катастрофы сразу после взрыва, ну, и, вероятно, не совладал с нервами, не выдержал. Да и кто бы совладал, уж точно – не я, да, полагаю, и не вы, но, вероятно, должны быть более веские резоны для такого внезапного шага. Он, видите ли, посчитал, что в произошедшем виновато правительство, и не только, так сказать, в уме посчитал, но и высказался с полнейшей откровенностью. И вы полагаете, это он подкинул вредную идейку двум газеткам. Сказать откровенно, господин премьер-министр, я в это не верю, хоть мне бы очень хотелось возложить вину на него. И что же он теперь будет делать. Жена у него – врач. Да, я знаком с ней. Значит, с голоду не умрет, покуда не отыщет себе новое поприще. А до тех пор. А до тех пор, если я вас правильно понял, мы возьмем его под очень плотное наблюдение. Что там щелкнуло у него в голове, он мне казался вполне надежным человеком, лояльным членом нашей партии, карьеру сделал прекрасную, мог бы и дальше пойти. Голова у человека не всегда в ладу с окружающим его миром, есть люди, которым трудно примениться к реальной действительности, и они по сути – всего лишь слабодушные путаники, использующие и иногда очень умело – слова, чтобы оправдать свою трусость. Вижу, вы разбираетесь в предмете, не на собственном ли опыте обрели вы эти познания. Да разве бы занял я в правительстве свою должность, разве смог бы я ведать внутренними делами, случись со мной такая неприятность. Да скорей всего нет, но в нашем мире все возможно, и я вполне могу себе представить, что наши лучшие заплечных дел мастера, приходя домой с работы, целуют детей, а иные – чем черт не шутит – пускают слезу в кино, не в том смысле, что разрешают слезе сходить в кино, а, ну, вы поняли. И министр внутренних дел – не исключение, я тоже сентиментален. Рад слышать. Премьер медленно полистал газеты, пересмотрел фотографии, причем лицо его выражало разом и отвращение, и понимание, и сказал так: Вам, наверно, интересно, почему я вас не снимаю с должности. Еще бы, господин премьер-министр, весьма любопытно было бы узнать ваши резоны. Если отправить вас в отставку, граждане обязательно подумают, что либо независимо от степени вины я возложил на вас непосредственную ответственность за происшествие, либо что просто-напросто взыскал с вас за недолжное исполнение своих обязанностей, за то, что не то не предусмотрели, не то проглядели возможный теракт, бросив город на произвол судьбы. Ну да, я так и предполагал, таковы правила игры. А третью причину, самую возможную и самую, как водится, неправдоподобную, не рассматриваете. Какую же. А что откроете тайну этого теракта. Ваше превосходительство, вы же знаете лучше, нежели кто другой, что нигде и никогда, ни в одной стране мира, ни в какие времена ни один министр внутренних дел не распространялся о позоре, о предательствах, о преступлениях, составляющих суть его профессии, и мой случай не исключение, так что не беспокойтесь. Если станет известно, что бомбу подложили мы, белобюллетники окажутся правы. Простите, господин премьер-министр, но, мне кажется, подобный взгляд на вещи оскорбляет логику. Почему. Он противоречит неукоснительной взвешенности ваших суждений. Поясните. Ну, если они окажутся правы, то, стало быть, уже были правы прежде. Премьер отодвинул газеты и сказал: Все это напоминает мне старинную историю про ученика чародея, который умел вызывать нечистую силу, но не знал, как потом справиться с ней. И кто же в сем случае этот самый ученик чародея – мы или они. Да, боюсь, и мы, и они, ибо они пошли по дороге, ведущей в тупик, и не подумали о последствиях. А мы двинулись следом. Именно так, и теперь размышляем, каков должен быть следующий шаг. Что касается правительства – ничего, кроме поддержания давления, само собой разумеется ведь, что после этого происшествия ничего другого не остается. А те. Если предоставленные мне сведения достоверны, готовят манифестацию. И чего хотят этим добиться, манифестации никогда ни к чему не приводили, иначе мы бы их не разрешали. Полагаю, хотят выразить протест, а что касается разрешения министра внутренних дел, то едва ли намерены даже терять время на ходатайство. Господи, кончится это или нет. Когда-нибудь кончится, это, как говорится, к бабке не ходи, господин премьер, даже если бабка эта – с дипломом и лицензией, а вот чем кончится – вопрос другой, а одолеет, как всегда, тот, кто сильней. Тот, кто окажется сильней в решающий момент, а мы до него еще не дошли, а сил, которыми мы располагаем сейчас, может оказаться недостаточно. Уверен, ваше превосходительство, что правильно организованное государство подобное сражение проиграть не может, а иначе это будет конец света. Конец одного, но, быть может, начало другого, а. Не знаю, что и думать об этих ваших словах. Думайте, что хотите, но, по крайней мере, вслух не рассказывайте, что у премьера – пораженческие настроения. Мне бы это и в голову не пришло. И славно. Да и вы, наверно, высказывались чисто теоретически. Разумеется. Если я вам больше не нужен, позвольте откланяться. Президент сказал мне, что на него снизошло вдохновение. Какого рода. Объяснять он не стал, так что остается ждать каких-нибудь событий. Вот и от него, глядишь, какой-то прок будет. Вы говорите о главе государства. Именно об этом я и говорю. Держите меня в курсе дела. Непременно, господин премьер-министр. До свиданья. Всего наилучшего, господин премьер-министр.