Про все - [7]

Шрифт
Интервал

И ошиблась. Я узнала, что некоторые белые южане с большим уважением относятся к истории как белых, так и черных жителей региона. Я не говорю, что на Юге полностью вывелись расисты или что я встречалась с наиболее типичными белыми представителями Юга. Я лишь хочу сказать, что ни отрывочные сведения о Юге, с которыми я приехала из Советского Союза, ни далекие от действительности (теперь я это понимаю) предупреждения некоторых белых северян не подготовили меня к встрече с южанами, которые прекрасно понимали, тонко чувствовали и скорбели о долгом, зачастую трагическом противостоянии двух рас. Во многих отношениях, я говорю не только о готовности сидеть, есть, пить и бесконечно дебатировать туманные исторические проблемы, либеральные интеллектуалы Юга напомнили мне лучших представителей российской интеллигенции. В наших беседах я чувствовала эту близость культур, но полностью отдавала себе отчет в том, что во времена моего деда ни о чем подобном на Юге не могло быть и речи.

Еще одна черта южан показалась мне очень знакомой, очень русской: как белые, так и черные испытывали гордость за свою "малую" родину. В Язу живут очень гостеприимные люди, они делают все возможное, чтобы чужестранец чувствовал себя, как дома. По правде говоря, чужестранкой я чувствовала себя недолго. Люди, которые знали мою семью, вскоре уже называли меня "наша Елена": если твои предки жили в Язу, значит, Язу продолжает считать тебя своим.

Как-то вечером мы с Дарлин ехали по сельским дорогам и заблудились под проливным дождем. Дарлин облегченно вздохнула, когда нас догнал автомобиль местного шерифа, к тому же черного (черный полицейский на Юге стал для меня еще одним сюрпризом. В памяти сохранились только газетные фотоснимки белых полицейских, избивающих борцов за гражданские права). Шериф знал Дарлин, но во мне, по деловому нью-йоркскому костюму, сразу признал приезжую. "Вы не местная, не так ли?" - спросил он. "Я из России", - ответила я. Его глаза округлились. "Из России? Я думал, там все белые". Я рассказала ему, что родилась и выросла в России, а в Язу нашла землю, принадлежащую моему прадеду. Когда я показала по карте этот участок земли, он заметно повеселел.

- Так значит, ваши предки из наших мест, - в голосе звучала удовлетворенность: он сумел поместить меня в знакомый ему мир.

Гостеприимство и жгучий интерес к истории жителей округа Язу напомнили мне о плюсах России, но были и другие впечатления, вызвавшие негативное d?ja vu. Бедность сельских районов, люди с потухшим взглядом, сидящие у своих лачуг, в которых хороший хозяин не поселил бы рабов, шокировала меня. Прежде ничего подобного в Америке я не видела.

Мне показывали городские трущобы, в которых, в основном, жили безработные и наркоманы, но сельская бедность вызывала чувство бессилия и отчаяния. Российские и американские города, несмотря на различия в экономических возможностях и политическом устройстве, распирала энергия. В моей родной Москве и обретенном мною Нью-Йорке люди, которые не останавливались на достигнутом и стремились к большему, жили бок о бок с теми, у кого опустились руки.

Но по пути к земле моего прадеда я видела изнуренных поденщиков, которые работали на чужой земле или сидели около своих лачуг, всем своим видом показывая, что им некуда идти, не к чему стремиться. Ту же самую апатию я встречала и в русских деревнях, когда ездила в командировки по заданию редакции: жизнь крестьянина из российской глубинки была так же далека от жизни образованного москвича, как жизнь поденщика из округа Язу - от жизни Рокфеллера.

В Язу я встретила столько хороших, гостеприимных людей, что начала подумывать о том, чтобы переехать сюда, поселиться поближе к семейным местам. Но сельская бедность заставила меня забыть об этих сентиментальных фантазиях, объяснила мне, почему уехали отсюда мои предки. Семье Голденов очень повезло в том, что мой прадед успел дать образование своим детям до того, как потерял дом и землю. Проезжая по сельским дорогам, я видела молодых матерей, которые сидели, уставившись в никуда, тогда как их дети играли в пыли. Распорядись судьба иначе, будь у меня другой прадед, я, возможно, родилась бы в бедности. И, возможно, стала бы одной из этих молодых женщин с пустыми глазами, которые слишком рано состарились и потеряли всякую веру в будущее.

Ни один исторический документ не дал точного ответа на вопрос: как после окончания Гражданской войны Хиллард Голден получил свой первый участок земли. Моя гипотеза основывается на достаточно логичных предположениях, семейных историях, документах из архивов округа Язу и общей ситуации, приведшей к появлению на Юге черных землевладельцев.

Во многих случаях первыми черными землевладельцами были "рабы-любимчики" (это выражение я узнала в Америке), которые получили первые наделы от своих хозяев. Эти хозяева, безусловно, руководствовались чувством вины, искренним желанием помочь своим наиболее верным слугам и невозможностью содержать большие плантации (в отсутствие рабского труда). Земля не обязательно дарилась, многие новые черные землевладельцы расплачивались с хозяевами из первого урожая. Должно быть, именно так получил свой первый участок и Хиллард. Не только потому, что это наиболее типичный для Юга случай: в семье сохранились сведения о том, что мой прадед был одним из самых верных рабов своего хозяина, который даже научил его читать.


Еще от автора Елена Ханга
Третье пророчество

Модельное агентство – дело не только прибыльное, но и непредсказуемое. В этом пришлось убедиться Жене Линдерману, скандально известному тем, что на светских показах, VIP-вечеринках и банкетах он сводил... то есть знакомил красавиц-моделей с политиками и олигархами. И вот прекрасный бизнес нарушен необъяснимыми покушениями на «девочек»... В это же время международная преступная группа похищает из России девушку с уникальными способностями. Кто она, как связана с Линдерманом, где ее искать? Главному герою мистического детектива «Третье пророчество» предстоит не только выяснить это, но и столкнуться с самой большой тайной двадцатого века – третьим пророчеством Фатимской Девы, содержание которого долго скрывалось от человечества.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.