Про все - [6]

В округ Язу я попала не сразу. Ни моя мать, ни я, ни наши чикагские родственники не знали точно, в каком округе штата Миссисипи жили Голдены. Моя мать ошибочно думала, что ее отец вырос в Кларксдейле (к северу от Язу), потому что именно этот город значился в его военном билете. На самом деле в Кларксдейле располагался призывной участок, куда он прибыл по повестке в 1918 году.

На след Голденов я вышла лишь после того, как через Фонд Рокфеллера смогла связаться с историками штата Миссисипи.

Джо-Энн, редактор "Юниверсити пресс оф Миссисипи", обнаружила упоминание о Голдене в книге, которую составляла: сведения о голосованиях моего прадеда, который во время Реконструкции входил в общинный совет округа Язу.

В Мемориальной библиотеке Б.С.Рикса в Язу-Сити библиотекари Линда Кроуфорд и Дарлин Джонсон взялись за поиски интересующих меня документов, как только узнали, что Хиллард Голден действительно жил в округе Язу. Просматривая свидетельства о собственности на землю и записи счетчиков при переписи населения, они смогли установить местоположение участка Голденов на карте 1874 года, такой ветхой, что они боялись подносить ее к свету. Собранные документы позволили составить достаточно точную картину того, чем занимался мой прадед в течение первого десятилетия после отмены рабства.

Ступив наконец на землю, где родился мой дедушка, я испытывала смешанные чувства. Теперь земля эта принадлежала белым, но работали на ней черные. Когда я сказала им, что эта ферма когда-то принадлежала моему прадеду, они мне не поверили. Они и представить себе не могли, что в прошлом столетии черный мог чем-то владеть. Я начала понимать, что о черных землевладельцах, вроде моего прадеда, многие американцы, даже черные, знают ничуть не больше, чем я, выросшая в Москве. Более того, они просто отказывались мне верить, пока Вилли и Джо-Энн не подтвердили мои слова: им требовалось слово белых, чтобы убедиться, что я говорю правду. А поверив мне, они настояли на том, чтобы я взяла с собой горсть "моей" земли. Насыпали ее в банку и торжественно вручили мне стеклянный контейнер.

Удачное завершение поисков земли моего прадеда особенно порадовало меня, поскольку я считаю себя не только афроамериканкой, но и черной русской. Семейная история и происхождение исключительно важны для нас, русских. Мы придаем этому гораздо большее значение, чем большинство черных и белых американцев.

У меня есть друзья, которые ведут свой род от известных дореволюционных семей и очень дорожат картинами, книгами, предметами старины, которые их родители, бабушки и дедушки сумели сохранить в советский период. Вещи эти никогда не вызывали у меня зависти, но я завидовала моим друзьям в том, что они знали, кто их предки и чего они в свое время достигли.

Для меня история моей семьи начиналась с бабушки (и, разумеется, с дедушки, хотя я его никогда не видела). Да и откуда я могла знать о более дальних поколениях, если родилась и выросла в Советском Союзе? Эмиграция моих дедушки и бабушки и "холодная война" оборвали все семейные связи с Америкой. Если бы жизнь советского общества не поменялась бы столь разительно, моя мать и я о наших заокеанских родственниках скорее всего так бы ничего и не узнали.

Конечно же, найдя землю прадеда, я гордилась не "голубой кровью", которую иной раз настойчиво искали в себе мои друзья. Земля Голденов говорила мне лишь об их характере и упорстве, с которыми, освободившись от рабства, они стремились занять достойное место в обществе. Именно этот клочок миссисипской земли, в конце концов заложенный и потерянный (скорее всего, он перешел в собственность какого-то банка), позволил заработать деньги на образование восьмерых черных детей. В определенном смысле благодаря этой земле моя мама стала историком, а я - журналистом. Благодаря ей третье и четвертое поколения потомков Хилларда Голдена - дантисты, учителя, государственные служащие. Эта земля дала старт нашей семье.

Из-за того, что в юности я практически ничего о моей семье не знала, мне всегда казалось, что я - никто и ниоткуда. В Миссисипи я поняла, не только разумом, но и душой, что за моей спиной - длинная череда предков. И начала ассоциировать себя не только с моим дедушкой и его родителями, но и со всеми черными мужчинами и женщинами прошлых поколений. Мое путешествие в штат Миссисипи открыло секретный уголок в моем сердце. Часть меня, черная часть, возродилась.

На каждом шагу я искала достоверные сведения, подтверждающие семейные легенды. В России свои знания о Юге я получала не из вторых, а даже из третьих рук. До отъезда в Советский Союз моя бабушка не бывала в Миссисипи с дедушкой: в двадцатых годах его бы просто линчевали. Все свои сведения о Юге она почерпнула из рассказов мужа. И создавшаяся у нее картина: суды Линча, абсолютная сегрегация, самые крайние формы расовой нетерпимости, застыла во времени. В Москве мы, конечно, слышали о борьбе за гражданские права, но эта информация воспринималась как нечто абстрактное.

Договариваясь о приезде в округ Язу, я опасалась не физического насилия, а презрения в глазах белых южан. Я ожидала прочитать в их взглядах: "Мы терпим тебя, потому что ты - черная русская, экзотический представитель своей страны. Будь ты обычной черной американкой, мы бы на тебя и не посмотрели". Я сталкивалась с таким отношением при знакомстве с некоторыми белыми северянами. Безразличие мгновенно сменялось заинтересованностью, стоило мне объяснить, что я - русская. Я ожидала, что на Юге мне придется сталкиваться с аналогичной реакцией гораздо чаще.