Про тебя - [41]

— Старина, вчера я совсем забыл, что сегодня воскресенье! Мой крест пасти сына с утра до вечера. — сообщает Валера.

— Ладно. Предоставишь мне свои конечности завтра.

— В понедельник? Решительно не смогу. Мне сосватали компанию новых русских, потащусь с ними показывать город. На весь день. А давай во вторник?

— Не знаю, Валера, как насчёт вторника, я ведь тут не навечно. Телефон я тебе дал. Звони, когда будешь свободен. Привет.

Я раздражён. Это Валера должен меня уговаривать встретиться, а не я его, разве не так?

Ирина входит в гостиную, смотрит на стенные часы. Она чем‑то недовольна. Поскольку я не владею французским, прошу её позвонить в монастырь под Парижем, куда на днях должен приехать автобус. Чего доброго разминусь с ним, этого мне ещё не хватает.

Ирина дозванивается в монастырь. Там просят подождать, за кем‑то пошли. Ждем.

Зачем я так сухо попрощался с Валерой. Ведь у него, действительно, ситуация не из лёгких, вертится, как уж на сковородке.

— Автобус должен прийти завтра, во второй половине дня, — сообщает Ирина, поговорив с кем‑то по телефону. — Между прочим, поневоле из кухни слышала ваш разговор с Валерой. Напрасны вы дали мой номер этому липкому типу.

— Извините. Кругом виноват.

— Ничего! — Ирина поднимается от столика с телефоном, снова взглядывает на часы. — Это вы извините меня, вчера не смогла уделить вам внимания. Получается, у вас на Париж остаётся чуть более суток… А знаете что? Через двадцать минут подъедет одна богатая дама — мадам Одилия. Вздумала в шестьдесят восемь лет начать учиться игре на скрипке… Это кошмар моей жизни. Нет музыкального слуха, ничего, кроме амбиции и денег. Не имею возможности послать её к чёрту, отказать в уроках. Какие у вас на сегодня планы? Если подождёте полтора часа — поедем кататься на весь день, куда хотите, хоть в Версаль.

— Чудесно. Правда, к середине дня я должен позвонить одному парню, художнику, приглашён на обед.

— Что ж, тем лучше. Займусь уборкой, стиркой. Встретимся после вашего обеда вечером, покажу вам ночной Париж.

— Спасибо. А пока, Ирочка, с вашего разрешения, я бы хотел пройтись по магазинам, съезжу на метро в центр.

Раздается звонок. И через минуту Ирина впускает в квартиру очень высокую, костлявую, женщину со скрипкой. Суетливо помогает ей снять плащ с меховым воротником. Быстро объясняет мне:

— В центре все дорого. Берите такси, езжайте в район Де Фане, там под небоскрёбами супермаркет. Гигантский, больше двухсот магазинов. То же, что и везде, но гораздо дешевле. Жду вас вечером, не позже восьми.

Прежде чем уйти, заглядываю в комнату Жени. С бешеной скоростью она скачет через скакалку. Мелькают носочки, на этот раз, белые.

— Садись! Смотри, как я танцую!

Присаживаюсь на стул у маленького письменного стола, заваленного фломастерами, тетрадками, авторучками.

— Женька, что ты больше всего любишь? — воровским взглядом обвожу комнату. Повсюду красочные коробки с играми, гора растрёпанных кукол.

— Танцевать!

— А ещё?

— Драться с мальчишками. Знаешь, у нас в классе все мальчишки — дураки!

— Я тоже мальчишка.

Перестает прыгать. Задумалась.

— Извини, я не хотела сказать, что ты дурак.

— Спасибо и на этом. Ладно. Пошел гулять. Увидимся вечером.

— Тебе хорошо. Можешь гулять. До вечера. А я должна делать уроки, завтра понедельник.

— Я тоже делал уроки.

— Да? Так я тебе и поверила…

Ухожу. Иначе она вообще выведет меня на чистую воду.

В передней слышно, как из‑за закрытой двери гостиной доносится жалкое пиликанье, раздражённый голос Ирины.

…Нельзя ничего оставлять на последний день. Из всех занудных прописных истин эта, пожалуй, наиболее верная.

За несколько дней жизни в этом городе я обнаглел. Как подлинный парижанин, выставив большой палец, останавливаю такси, запросто объясняю старику–водителю:

— Де Фане. Супермаркет.

Трогаемся с места. Он собирается включить счётчик, и тут же машина останавливается.

Таксист с недоумением смотрит на меня, что‑то говорит.

Вслушиваюсь. Ничего не понимаю. Тогда он произносит английское слово:

— Клоуз.

Только теперь до меня доходит — закрыто. Сегодня воскресенье — диманш, магазины закрыты. Что ж, остаётся шанс успеть поискать подарок для Жени завтра, в день отъезда.

Таксист ждёт, когда я выйду. И тут мне приходит в голову первое попавшееся слово:

— Нотр Дам.

За опущенным стеклом проплывают уже знакомые Триумфальная арка, Елисейские поля, пляс де ля Конкорд. Я один. Без сопровождающих и объясняющих. Старик–таксист не в счёт.

Мост через Сену. Тесно застроенный и в то же время весь в зелени деревьев остров Сите. А вот в центре его и Нотр Дам, Собор Парижской Богоматери, издали похожий на русскую букву «Н».

Вчера я уже был на этом острове, видел эту каменную букву. Зачем меня принесло сюда снова? Чтобы войти внутрь отметиться?

Расплачиваюсь. Выхожу из такси, пересекаю заполненную туристскими группами площадь перед Собором.

Если смотреть снизу, химеры наверху кажутся небольшими, не шибко страшными. Химеры как химеры. Мою голову, мои сны посещали чудища и пострашней. Особенно перед тем, как должен был креститься.

Возле узкого входа приходится посторониться. Толстая дама и вышколенный негр, вероятно, лакей, ввозят коляску с инвалидом — холёным парнем с косичкой на затылке, такой, как у Игоря, завязанной кокетливым узлом с красной ленточкой.