Про тебя - [33]

Уже подходя к дому, к знакомому подъезду, вдруг соображаю: щедрость моя — за чужой счёт. Деньги вчера дала Ира, вернула за билет. Если б не этот великодушный поступок, отважился ли бы я тратить то, что у меня оставалось?

Ты ведь знаешь, я в чужой стране, в чужом городе. Остаться без копейки опасно. Однако, настроение испорчено. И я уже не кажусь себе добрым волшебником.

И поэтому рад, что Нина, впустив меня в квартиру, не выражает никаких эмоций. Равнодушно закладывает продукты в холодильник, моет одну из гроздей винограда, подаёт на стол в вазочке. И опускается на своё любимое место — на ступеньку винтовой лестницы.

Половина двенадцатого. Валеры Новицкого всё нет.

— Ниночка, если у вас дела — занимайтесь ими. Не обращайте на меня внимания.

— Нет никаких дел, — отзывается она. — Утром отвожу сына в садик, на обратном пути закупаю продукты. К шести иду за Олежкой. Вот и все.

— Что же вы делаете весь день? Читаете? Встречаетесь с подругами?

— Теперь не читаю, подруг нет. Здесь у нас вообще нет друзей. Только знакомые мужа по работе. Нам почти никогда не звонят. И мы тоже.

— Так и сидите на лесенке?

— Да.

Я сбит с толку. Ошарашен. В моём сознании не укладывается — как это можно, будучи ничем не занятой, отдавать сына в какой‑то садик. Передо мной сидит не больная, абсолютно здоровая женщина.

— Ниночка, извините за вопрос: а кто у вас занимается стиркой?

— Муж. Не позволяет мне ничего делать, кроме покупки еды. Мы живём хорошо, нам ничего не нужно.

Киваю. С сочувствием смотрю на эту загадочную личность.

— Ваш приятель пришёл, — говорит Нина.

И действительно, через секунду раздаётся дверной звонок.

Но это не Валера Новицкий.

— Как вы тут? Выспались? Отдохнули? Успели позавтракать? — в квартиру влетает Ирина. — Идемте быстро! Оставила скрипку в машине, боюсь, украдут.

Наскоро прощаюсь с Ниной, прошу передать опоздавшему Валере, чтоб позвонил вечером к Ире и вдруг, неожиданно для самого себя, спрашиваю:

— Ниночка, у вас есть Евангелие, вы когда‑нибудь читали его?

— Нет, — сухо отвечает Нина.

И дверь за нами захлопывается.

Ты скажешь, вместо того, чтобы шляться по улицам, торчать в кафе, я должен был попытаться помочь этой несомненно впавшей в духовную прострацию женщине.

Поздно. Мы уже спускаемся с Ирой к машине. И потом, я не из тех, кому удаётся на словесном уровне в чём‑то убедить оппонента, тем более — в существовании Бога, понимании жизни как пути к Нему. Тут нужен пример такой жизни. Личный пример. Поступки, заставляющие споткнуться обыденное сознание, потрястись и дать душе сформулировать, пусть робко, неуклюже, первые, самые важные вопросы…

И все же на сердце кошки скребут. Прошел мимо Нины. Не зря предоставили мне якобы случайно ночлег в доме на улице Каскад. Слишком был занят собой.

Садимся в «Ситроен». Скрипка на месте, лежит в футляре на заднем сиденье. Ирина успокоилась, включает зажигание. Едем налево. Эта часть улицы выводит на площадь. Часть её перегорожена. Рабочие в комбинезонах укладывают новый асфальт. Он дымится под лучами солнца. Дым идёт и от мангалов, где жарится мясо возле ресторанчика с открытыми дверьми.

Запах асфальта, шашлыков и кофе врывается в ноздри, когда Ира припарковывает машину к одной из загородок и открывает дверь.

— Это арабский квартал. Подождите меня минут десять. Хочу кое‑что купить в дом, куда мы едем к обеду. Только не оставляйте машину ни на секунду, обворуют.

Через мгновение она исчезает в калейдоскопе прохожих.

…Затянутые в галстуки клерки, египтянин в просторном одеянии — галабее, щупленький бородатый еврей в круглой шапочке–кипе, весёлая стайка школьниц с разноцветными ранцами на спинах. Сойдя с тротуара, шаркающей походкой мимо бредёт человек с измятым лицом, роскошными поседевшими усами, курит.

Выскакиваю из машины, кричу вслед:

— Валера?!

Оборачивается. От него попахивает спиртным.

— Как ты очутился в Париже? — спрашивает Валера, оглядывая меня с ног до головы. — Твой автомобиль? Можно сесть? У меня, знаешь ли, ноги болят. Такая болезнь — эндартериит, слыхал?

— Слыхал.

Вкратце рассказываю о моих приключениях, усаживаю его на заднем сидении, сажусь рядом.

— Чья это скрипка?

— Ирины, владелицы машины. Сейчас придёт.

— Она скрипачка? Профессионал?

— Да. Лучше скажи, где тебя носило? Ждал — не дождался.

— Сына водил к дантисту. Задержались.

— А жена? Кто твоя жена?

— Биохимик. У неё тоже авто. Мог бы ездить. Не даёт, сволочь, сесть за руль. Один раз разрешила со скандалом. Я разнервничался, попал в аварию.

— Она работает?

— Работает. У неё все есть — работа, страховка, дом в деревне.

— А ты? Как же ты? Издал что‑нибудь за пятнадцать лет?

Валера делает неприличный жест рукой, зло выкрикивает:

— Хрен мы кому‑нибудь здесь нужны! С нашими повестями–романа- ми. Даром не нужны! Поэтому я здесь ничего не написал, ни строчки. Это у тебя там стали выходить книги…

— Откуда ты знаешь?

— Здесь, в Париже, магазин русской книги, продавались.

— Читал?

— Сто франков за трилогию! Откуда они у меня — от сырости?

— Как же ты тут зарабатываешь?

— Вожу экскурсии по Парижу. Нелегально.

— Как это? Почему?

— Нет лицензии.

Подходит Ирина. В одной руке букет красных роз, в другой — тяжёлый, доверху набитый пакет. Она неприятно удивлена появлению неизвестного человека. Ждет, пока Валера выйдет из машины. Он и не думает выходить.