Про Петровича - [5]

Они с Лёхой синхронно подняли полуторалитровые пластиковые «сиськи» и сделали по несколько глотков пива. Пиво было холодным.

— Все же, Лёха, ты не прав. Да, я тоже был фактором объединения, но где те люди сегодня? И объединились ли они сами?

— Да ты заставил!

— О! Я заставил… Это как на демонстрацию согнать народ. Вроде все и вместе, но не едины. А когда мы едины мы — что? — строго спросил Петрович.

— Когда мы едины — мы непобедимы! Венсеремос, венсеремос! — запел Лёха и тут же замолк, запивая внезапно пробившееся творческое начало очередной пивной порцией.

— Молодец! — поддержал его Петрович и снова тяжело задумался.

Легкий ветерок шелестел листьями над головой и гонял какие-то фантики вокруг урны. На лавочках в сквере не было никого — народ только что вернулся с работы домой. И только двое старых знакомых попивали пиво, сидя на ближайшей к дороге скамейке на чугунных ножках.

— Лёха, а у тебя краска осталась? — вдруг спросил Петрович.

— Белая? Полбанки!

— Тащи!

— Нафиг?

— Тащи, будем делать эксперимент! — глаза Петровича сверкали. Мысль нашла свое решение и теперь требовалось проверить его экспериментальным путем.

Еще через пять минут они стояли во дворе своего дома, и Петрович старательно вел кистью толстую белую линию.

— И чего это? — удивился Лёха.

— Вот тут — можно. А вот тут — нельзя, — и Петрович написал: «Машины не ставить».

— Ну, ничего себе. Ты прям гаишник, Петрович!

— Не ругайся на меня нехорошим словом. Вот — двор напополам. Что будет?

…

Ночью Петрович вышел во двор. Пара автомобилей залезли капотами за линию. Остальные тесно сгрудились на половине двора. Некоторые заняли даже аллею в парке. Петрович вздохнул — но эксперимент есть эксперимент. Той же кистью он провел линию по капотам тех двух, что залезли за черту, подсунул под щетки заготовленные заранее записки: «В следующий раз — отпилим».

…

И еще день прошел. И пили они вечером пиво, посматривая на скопившихся во дворе злых автомобилистов, размахивающих руками. И вышел ночью Петрович на балкон. И смотрел сверху на костерок, вокруг которого стояли три мужика с монтировками. И улыбался он нежно.

…

— Вот, смотри, Лёха! — Петрович показал на двор, где почти все машины, ну, сколько смогли, наверное, тесно встали за белой линией, в том месте, где было написано «Машины не ставить», а на лавочке сидели злые водители, поигрывая разными тяжелыми штуками. У кого монтировка в руке, у кого — бейсбольная бита. Они сидели молча и хмуро, наблюдая за своими машинами. И было ясно, что если что, если найдется герой с краской или с пилой, то за этим первым патрулем из дома выскочат все автомобилисты, и тогда будет кому-то больно, стыдно и обидно.

— Ни фига себе! — сказал Лёха.

— И ты думаешь, их объединил я?

— А кто же еще?

— Нет, Лёха, нет. Этих людей объединил запрет. Вот, что объединяет нас всех. Если запретят пить пиво в парке — мы будем это делать. Если запрещено переступать черту — мы ее обязательно переступим. Мы — такие люди, Лёха, что нам нельзя запрещать. Нарушим, да еще все вместе, чтобы было не страшно. Всех не накажут! Вот в чем смысл.

— Ну, за смысл?

— За смысл! За объединение!

Петрович и время

— Петрович, закалымить хочешь? — подошел от своей машины косящий под крутого Василий Косой, что с первого этажа. У него была толстая золотая цепь. И часы были из желтого металла. И вел он себя, как настоящий крутой. Но никто не верил в его крутость, потому что жил он на первом этаже, поставив решетки на все окна, а на работу ездил на «девятке» с тонированными стеклами. И хоть походка, разговор, бычья шея, пузо, выпирающее из-под одежды — все говорило о его крутости, но жилье и машина перевешивали в глазах местных жильцов.

— Ну? — поднял голову Петрович. Он привычно сидел на скамейке в парке, отдыхая от долгого летнего дня, и только что аккуратно слил в большой пластиковый стакан остатки «Арсенального Классического» из полуторалитрового пластикового баллона. «Крепкое» он не брал принципиально. Цена была почти та же, и в голову било сильнее, но смешивать водку с пивом Петрович считал в корне неправильным подходом к вечернему отдыху.

— Не нукай! — попытался обидеться Василий. Но у него не очень получилось.

— А ты не подначивай, — спокойно ответил Петрович, грустно заглядывая одним глазом в стакан, в котором как раз все закончилось. — Ты говори конкретно.

— Я тебя конкретно и спрашиваю, Петрович, ты подкалымить хочешь?

— В этом вопросе я чувствую подвох, — со вздохом начал Петрович. — С одной стороны, правильный мужик должен ответить — да. Но с другой стороны, у правильного мужика всегда хватает на пиво.

— Ну? — неудачно изобразил мыслительную деятельность Косой.

— Скажи мне, Василий, откуда берутся деньги?

— Ну, так, известно откуда — из кассы.

Ошалевший от такого подхода Косой даже и не заметил, что теперь уже у него спрашивали, а он отвечал, стоя, как школьник перед учителем.

— А почему тебе в кассе дают деньги, Василий?

— Ну, так… Работаю же!

— И это правильно. Трудиться надо. Но скажи мне, много ли времени ты работаешь?

— Как положено, весь восьмерик. Ну, и если мастер попросит…

— А чтобы больше заработать, надо, наверное, больше трудиться?