Пойдёшь за водой, положишь ему нарочно окунька, чтоб не перебегал, так он, хитрый, вначале перебежит, а уж после к окуньку возвращается.
Как-то объявились у нас в деревне заезжие рыбаки. Покормили Шаталу и взяли с собой на лодку.
— Он нам счастье принесёт, — прощались они.
Не знаю уж, принёс он им счастье или нет. А мы теперь по воду легко ходим, без задержки. Да что-то вроде вода не та стала. Или чай не такой? Не заваристый, что ли?
Иногда бывает — загрустишь чего-то, запечалишься. Сидишь вялый и скучный — ничего не видишь, идёшь по лесу и, как глухой, ничего не слышишь.
И вот однажды — а дело было раннею зимой — вялый и скучный, грустный и печальный шёл я по лесу.
«Всё плохо, — думал я. — Жизнь моя никуда не годится. Прямо и не знаю, что делать?»
«Клей!» — услышал вдруг я.
— Чего ещё клеить?
«Клей! Клей!» — кричал кто-то за ёлками.
Вдруг я заметил под ёлкою снежный холмик. Я сразу понял, что это муравейник под снегом, но в муравейнике зияли отчего-то чёрные дыры. Кто-то нарыл в нём нор!
Я подошёл поближе, наклонился, и тут из норы высунулся серый длинный нос, чёрные усики и красная шапка и снова раздался крик:
«Клей! Клей! Клей!»
И, размахивая зелёными крыльями, вылетел из муравейника наружу Муравьиный царь.
От неожиданности я отпрянул, а царь Муравьиный полетел низом между деревьями и кричал:
«Клей! Клей! Клей!»
«Тьфу ты пропасть! — думал я, вытирая пот со лба. — Клей, говорит. А чего клеить-то? Чего к чему приклеивать? Ну и жизнь!»
Между тем Муравьиный царь отлетел недалеко, опустился на землю. Тут был другой муравейник, в котором тоже чернели норы. Царь нырнул в нору и пропал в глубине муравейника.
Тут только я понял, кто такой Муравьиный царь. Это был зелёный дятел.
Не всякий видывал зелёного дятла, не в каждом лесу живут они. Но в том лесу, где много муравейников, обязательно встретишь зелёного дятла.
Муравьи — любимое блюдо зелёных дятлов. Зелёные дятлы очень любят муравьев. А муравьи зелёных дятлов терпеть не могут.
«А мне-то как быть? — думал я. — Я люблю и тех и других. Как быть? Как в этом во всём разобраться?»
Пошёл я потихоньку домой, а вдогонку мне кричал Муравьиный царь:
«Клей! Клей! Клей!»
— Ладно, ладно, — бормотал я в ответ. — Буду клеить! Буду! Короче постараюсь.
Я выглянул в окно узнать, какая погода, и не понял, что там на улице снег или дождь?
Мутным, серым был воздух, и с неба летело на землю что-то непонятное. Были видны и дождевые капли и вялые снежинки.
— Снегодождь. Опять снегодождь.
Как долго, как мучительно вставала зима в этом году. Выпадет снег — и сразу весело станет. Достанешь санки — и на горку, кататься. А пока едешь на санках с горы, снег уж растаял, пашешь носом землю.
— Что за времена? Что за зимы? — вздыхала Орехьевна. — Никогда теперь не будет настоящей зимы.
— Надоел снегодождь, — говорил я. — Нужен снегопад.
Как-то в конце декабря, ночью, вышел я на улицу.
Все зимние звёзды и созвездия были передо мной. И небесный охотник Орион, и Псы — Большой и Малый, — и Возничий, и Близнецы.
— Что же такое делается-то? — обратился я к Ориону. — Снегодождь.
И тут тряхнул Орион плечом, и с плеча его полетела на землю звезда, за нею — другая, третья. Начался настоящий декабрьский звездопад.
Затихли скоро звёзды, угасли, и откуда-то из чёрных глубин ночи явились снежинки. Звездопад превратился в снегопад.
Повалил снег валом, и вся деревня — дома и сараи — превратилась вдруг в сказочный город.
И сразу мне стало ясно, что снег этот лёг окончательно и надолго и будет лежать до тех пор, пока виден на небе Орион. Значит — до самой весны.
Холодные уже наступили времена. Тёмные настали долгие ночи. Вечерами всё сидит Орехьевна у окна, вяжет варежки и напевает:
У меня пред окном
Распустилась сирень…
— Сирени теперь долго не дождаться, — сказал я. — Про сирень — не время петь. Зима на носу. Грачи последние улетают.
— Про сирень всегда время петь. И зимой, и летом.
Она отложила вязанье, глянула в потолок и вдруг запела:
— Снеги белы выпадали.
— Охотнички выезжали! — подхватил я.
Так мы пели и глядели в потолок — наверно, потому, что откуда-то оттуда, из высот запотолочных, ожидали мы снега.
А наутро, когда я проснулся, Орехьевна сказала:
— Накликали мы с тобой, зазвали, наманили…
Необыкновенно светло было в избе. Серебряный, снежный свет шёл из окон.
Я надел валенки, выскочил на улицу.
Первый снег этого года ровно и плотно лёг на землю. Всё покрыл: и крыши, и дорогу, и дальние лесные поляны.
Сосед наш, Ляксандрыч, вышел на улицу, и тоже в валенках.
— Вот теперь и считай, — сказал Ляксандрыч. — Через сорок дней ляжет настоящий снег, а это — первая пороша. Она скоро растает.
С утра багряное, днём лимонное, стало к вечеру зимнее солнце цвета ягоды морошки.
Но тепла морошка-ягода, а зимнее солнце — прохладно. Чуть скользят его лучи по деревьям и крышам домов, скользят-пролетают по снежным сугробам.
Ослабело зимнее солнце, никак не может согреть снег, растопить, привести поскорей весну. Быстро склоняется солнце за лес, уходит с небесного склона.
Солнце и снег вроде бы не такие уж большие друзья. Всю зиму старается солнце растопить снег, да ничего не выходит.
