Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4 - [36]

Швец, слушавший историю с неослабевающим вниманием, при таком «слитом» финале нарочито небрежно рассмеялся:

— А я уж думал что-то жуткое будет! Как в пионерлагере — чёрная рука твоего знакомого за штаны схватит или скелет говорящий выскочит!

Ненатурально посмеявшись вместе с призраком, Маша закончила:

— Вполне могло быть. Только домовой, о котором я сейчас рассказываю, мне знаком лично и никогда... Ты слышишь, никогда! — металлом лязгали слова. — Не был болтуном и трусом.

С удовольствием посмотрев на разом осёкшегося призрака, девушка деловито обратилась к Сергею.

— Мне фонарик понадобится, крест твой служебный и пять минут на подготовку. Вдруг там ещё одна тучка сидит, меня поджидает?

Об этом никто из инспекторов не подумал, и они снова пожалели о том, что впутали домовую в свои дела. Швец вообще схватился за свою гриву, бормоча ругательства в собственный адрес. Но отступать было уже поздно.

— Нормально всё пройдёт, — Маша подмигнула присутствующим. — Я же не дура. Если что-то не понравится — убегу. Да и поймать меня ещё суметь надо.

***

— Это здесь? — домовая с подозрением смотрела на кусты, за которыми скрывалось последнее пристанище бомжа Калиниченко.

— Там, — указал Сергей вглубь листвы.

— Воняет, — раздражённо заметила будущая исследовательница подземных коммуникаций, морща нос и стреляя глазами в сторону разрушенного гаража. — Что за народ? До дома донести не в состоянии...

Оба инспектора принюхались. Пахло действительно... не очень. Однако воняло из-за закрытой дверцы или из-за полуразрушенной кирпичной стены - они определить затруднились. Похоже, амбре накладывалось на амбре, чудесным образом создавая неповторимый и въедливый аромат, способный отпугнуть любого прохожего.

— Ну а что поделаешь? — риторически вздохнул Иванов и первым полез к дверце. — Тепло. Лето на носу...

За ним последовали и домовая с призраком, каждый по-своему. Антон включил нематериальный режим, чтобы не портить одежду о ветки, а девушка словно просочилась между листиками. Сергею оставалось только завидовать — пока пробирался, дважды поцарапался о незаметные шипы или колючки. И как сюда покойный пробирался?

В тепловой камере с момента последнего визита напарников ничего не изменилось. Грязь, рваньё, ржавчина. Только вонь от переваренного нежитью мужичка стала настолько сильной, что у всех троих заслезились глаза. Наступающая жара заставляла портиться даже испорченное.

Кицунэ, критически посмотрев в распахнутую дверцу, скинула с себя свободное, мешковатое платье, оставшись в обтягивающих чёрных штанишках и выгодно сидящей водолазке того же цвета. Единственное, что осталось неизменным — вязаная шапочка, скрывающая лисьи ушки.

— Держи, — бережно и быстро скрутив одежду в компактный рулон, она протянула свёрток Иванову.

Тот суетливо, скрывая нервную дрожь, принял почти невесомую ткань, комкая, засунул платье в сумку, чем вызвал вполне обоснованное недовольство девушки.

— Что же ты делаешь...

Чертыхнувшись, инспектор виновато потупился. Ему сейчас было не до тряпок.

— Маш, может, ну его? — в неизвестно какой раз за последние два часа заканючил Серёга, абсолютно не пытаясь скрыть волнение. — Давай мы сами. Я Антохе пендель волшебный дам, он быстрее пули всю городскую канализацию прошерстит.

При упоминании о такой перспективе призрак побледнел, после покрылся мурашками, однако поддержал друга, мечтая сгореть от стыда.

— Он прав. Машуля, погорячился я. Глупость спорол. Не лезь.

— Ценю, мальчики, ценю, — ласково улыбнулась обоим домовая. — Но вы приняли правильное решение. Мне там удобнее будет. Я, если что, и убежать смогу, и увернуться. Не бойтесь. Фонарик давайте.

Почти трясущимися руками, повторно смяв платье, Иванов достал только что купленный в магазине туристических товаров налобник. По заверению продавца данное светило должно было прослужить минимум неделю без подзарядки, а судя по цене, которую пришлось заплатить — месяц.

Разобравшись с резинками, Маша пристроила пластмассовую коробочку со светодиодами поверх шапочки.

— Крест давай...

Реликвия немедленно ткнулась ей в ладонь. Покрутив увесистый металл в руках и зажав четырёхконечный символ веры наподобие кастета, исследовательница выдохнула, пару раз присела, разминая ноги и безбоязненно спрыгнула в бетонный короб.

Отошла в сторону. Парни спустились следом.

Дышать внутри было решительно невозможно. Пришлось зажимать руками носы, втягивать воздух исключительно ртами, прогоняя подступающую с каждым вдохом тошноту и с ужасом осознавать, что запах тухлятины чуть ли не к зубам прилипает.

Щёлкнул переключатель налобника, камеру озарило неживым, белым светом, ярко освещая серые, в грязных разводах и матерных надписях, стены.

— Не наврал торгаш, — просто чтобы не молчать и разрядить и без того мрачную атмосферу, заметил Швец. — Ишь, как лупит, будто прожектор на вышке...

Попытка смягчить обстановку осталась незамеченной.

— Куда? — деловито поинтересовалась кицунэ. — Вправо или влево?

Посмотрев на одну стену, из которой выходили трубы, потом на другую, в которую, после непонятных инженерных изгибов с вентилями, они прятались, Иванов предложил: