Мнение неизвестного голоса, похоже, совпадало с инспекторским. На некоторое время установилась тяжёлая пауза, однако допрашивающий явно справился с собой и ледяным тоном потребовал:
— Дальше.
— Да ничего особенного, — словно не замечая бушующих вокруг него страстей, продолжил Тоуч. — Когда у девок деньги стали заканчиваться, я через Ингу уговорил вервольфа снять им загородный домик, от людей подальше. Он жадный был, на мои внушения плохо вёлся, сказывалось естество нечистое... Но сделал. Последовательницы мои туда перебрались, а Юрген, через время, за ними...
— Как добился?
— Дурманом... в смысле нар-ко-ти-ка-ми, — по складам произнёс непривычное слово мужичок. — Агиля покупала эти... закладки, так они их называли, а Инга поначалу подмешивала вервольфу в питьё. Потом и так вкушали, без тайностей. Им нравилось... Я сказал, что можно... Вот только действовал дурман недолго, Юрген быстро в себя приходил. Тогда они ему по очереди корень в штанах ублажали, чтобы не так быстро соображал... Агиля на свальный блуд легко согласилась. Как я понял — для неё это дело привычное и не без приятности...
...Сергея снова передёрнуло от отвращения...
— А я, пока он в полубеспамятстве пребывал, являлся ему и речи благостные вёл. На короткое время это помогло.
— Почему на короткое?
— Юноша дураком не был и начал что-то подозревать. Это прояснилось в экономности расходов. Как я ему не намекал, что надо у банкиров все накопления забрать — он ни в какую... Да и страсть его к Инге стала слабеть. Скучно с ней было, если честно... Глупа, как камень... На пару месяцев их всего хватило, может, меньше... не считал. В общем, как я ни старался, как девки его не ублажали всякими образами и гадостью этой не кормили — надоело ему. Задор прошёл. Вервольф ту, загородную жизнь вообще воспринимал больше как приключение молодости: две на всё согласных бабы, свежий воздух, удовольствия... Тогда и пришлось ему путь указывать...
Допрашивающий уточнил:
— Какой путь?
— Обычный. На небеса. Он же мне только ради крови нужен был. Как-то вечером, пока на Юргена выпитый дурман действовал, Инга ему руку ножом порезала — так рана сразу затянулась, лишь пару капелек вышло... а резанула хорошо, я в этих делах понимаю... Ликантроп этого даже не заметил. Пришлось придумывать, как ингредиент извлечь.
...И вот одним прекрасным вечером, осенью, он телефона своего хватился. До этого нарочно ни с кем, по моему наущению, не разговаривал, отдыхал от мира, а тут вдруг пробило его! О работе вспомнил! С девками поругался, меня вообще послал по нехорошей дороге... подхватил оружие и уже совсем было ушёл, но я сообразил быстро. Велел Агиле взять кувшин стеклянный, большой и все закладки, а Инге французским манером его остановить...
— Французским — это как? — напомнил голос о своём существовании.
Мужичок дробно захихикал.
— Ну... это... когда девица ртом страсть тешит мужскую. Юрген до этого дела падок был. Вот она и старалась, будто на прощанье. Как сейчас помню — руками ноги ему обхватила, стонет, извивается, а у того аж глаза от удовольствия закатились...
...- Тьфу, — чуть не сплюнул прямо в принесённый кофе инспектор. — Извращенец...
А сидящий продолжал разливаться соловьём:
— Остановить его Инга, конечно, не смогла, но он потом за водой пошёл. Всегда после этого дела пил. А там уже и чаша с дурманом ждала. Не глядя махнул, хоть и горькое, говорят... После Агиля за ним увязалась, вроде как проводить хотела. Пока шли — закладки на него действовать стали. Несильно, но забываться понемногу начал. Тогда моя последовательница ему ещё две прямо в рот закинула. Сказала — порошки лечебные. Юргена совсем затрясло... Я рядом был, видел всё... Это как раз неподалёку от развалин маленьких домиков для машин...
— Гаражей, — поправил допрашивающий.
— Да, их самых. В общем, отвела она вервольфа в сторону от дорожки — люди ходят, нехорошо... Юношу совсем затрясло, ругаться на немецком начал, думал, что с отцом разговаривает. А потом он в гараж забежал. Сам! Клянусь! (Иванов ему не поверил) Уселся на землю, оружие уронил...
...Снова знакомая плеть обвила ноги плешивого рассказчика. Снова истошный визг...
— Ай-я-яй! Не вру!.. Это она! Я не хотел!
...Непонятный хлыст молнией перепрыгнул на горло, сдавил. Мужичок захрипел от удушья, словно живой. Несколько раз инстинктивно пытался схватиться за полосу руками и тут же их отдёргивал, обожжённые...
Глаза беглеца стали закатываться, из рта потекла слюна... Только после этого удавка, будто нехотя, ослабла, позволяя своему пленнику немного прийти в себя. А неизвестный допрашивающий при этом наставительно заметил:
— Тут дураков нет. Правду говори.
Ответом был частый, перхающий кашель, перешедший в слова далеко не сразу:
— Я ему явился в тот момент и уговорил прощальную записку написать... — судорожно выплёвывал сидящий. — Потом Агиля ему оружие к лицу приставила и... убила...
...Голубая лента немедленно перекочевала обратно, на ногу, и стала сжиматься. Тоуч уже не орал. Он в ужасе, подвывая на одной ноте, смотрел, как хлыстообразное нечто медленно вдавливается в его конечность, явно отрезая такую нужную часть тела...