Призыву по возрасту не подлежит - [55]
— Жалко, — с сожалением повторил Васька. — Не так я хотел… Я бы сперва спросил его: а помнишь, Пашка, тетю Настю? Я бы в глаза ему поглядел перед смертью его поганой… Жалко… — Он плюнул на мертвого Пашку, подобрал его парабеллум, повертел и, размахнувшись, выбросил, а свой пистолет засунул в карман брюк. Пошел не оглядываясь. Димка двинулся за ним, часто оборачиваясь на мертвеца, словно опасаясь, что тот опять поднимет голову.
Взобравшись на гребень оврага, ребята постояли. Далеко внизу темнело Пашкино тело.
— Собаке собачья смерть, — сказал Димка и тут же вспомнил про верного Рекса: нет, не надо зря обижать собак…
— Рекс тоже собака, — понял его Васька. — А какая хорошая собака, Пашке не чета…
К вечеру, усталые и молчаливые, добрели они до своего двора. Постояли возле огромной воронки на месте старого флигеля. Посмотрели на немецкий танк, сгоревший, перевернутый.
— Вот тут и погиб сержант Урузбаев, — показал Димка. — Помнишь, я говорил?
Васька кивнул, внимательно оглядел разбитый двор:
— А там Рекса схоронили, да?
— Да, там… Ничего от могилы не осталось.
На запорошенных снегом кирпичах валялись каски и обрывки шинелей, торчал немецкий сапог. Черными провалами окон смотрел на ребят приземистый дом, в котором Димку приняли в комсомол, тогда, перед самым прорывом. Комсомольский билет вручили ему позже, и лейтенант Евдокимов, пожимая Димке руку, сказал:
— Твой комсомольский стаж начался с того дня. Помнишь?
Димка кивнул: он не забыл ничего…
— Слышишь? — встрепенулся Васька, и Димка услыхал веселый, совсем довоенный гудок паровозика. — На тракторном!
Потом раздались удары металла о металл и вроде бы стук топора… Город жил, город возрождался.
— Дядя… — послышался детский голосок.
Ребята повернули головы. Возле дома стояли две закутанные фигуры. В одной трудно было даже признать Юльку, а другая, маленькая, в старом платке, с темными, широко раскрытыми глазами, так походила на Леночку!
— Леночка! — прошептал Васька, и дыхание его перехватило.
— Анька я… — с трудом вспомнила девочка свое имя и нахмурилась.
— А мы уж ждем, ждем! — ворчливо говорила Юлька, кривя губы. — Все ждем, а вас все нету и нету… А мы все ждем и ждем…
Димка глубоко вздохнул и, крепко прижимая к бушлату легонькую девочку, сказал:
— А мы дома… Дома!
