Призыву по возрасту не подлежит - [31]

— Смотри сюда! — подозвал Димку русоволосый паренек и, уложив рядом с собой, показал на узкую пробитую щель.

Димка прильнул к ней. На противоположной стороне улицы мелькали какие-то фигуры. Они то появлялись за разбитыми стенами, то пропадали. В горле у Димки пересохло.

— Немцы? — спросил он шепотом.

— Они! — небрежно протянул паренек, словно речь шла о чем-то мелком, незначительном.

— Внимание! — раздался голос сержанта. — Приготовиться к бою. Стрелять по моей команде, да-а…

На дороге остановился грузовик. Немцы в кузове его что-то горланили, размахивали руками, наигрывали на губных гармошках.

— Пьяные! — удивился Димка.

— Радуются, сволочи! — стиснул зубы русоволосый паренек. — Думают, взяли Сталинград. Концерт устроили!

Он поставил поплотнее сошки ручного пулемета, прицелился. Остальные красноармейцы, стоя у окон, тоже приготовились к бою.

Димка оглянулся на сержанта. На скулах Урузбаева ходили желваки, глаза превратились в щелки. Он словно приклеился к трофейному немецкому автомату и замер так.

Димка посмотрел на фашистов в грузовике. Загорелые, здоровенные, с закатанными рукавами, они, охваченные пьяным весельем, казалось, ничего не замечали вокруг.

— Огонь! — крикнул Урузбаев, и пулемет в руках русоволосого паренька задрожал.

Повел свою грозную строчку «максим», ударили дружно винтовки и автоматы. Кинжальный огонь буквально сметал фашистов с грузовика. Они падали, корчились в предсмертных судорогах, прошитые свинцом. Иные удивленно вскидывали вверх глаза: видно, никак не ожидали, что в этом доме с выбитыми окнами кто-то еще остался.

«Вот вам, — мысленно приговаривал Димка. — Это за маму! За всех!»

Не прошло и получаса, как из глубины квартала выкатились цепи вражеских солдат. Фашисты не стали проводить разведку, выяснять, сколько русских засело в доме. Нет. Наглые от своей силы, от побед, они шли в полный рост, шли молча, без криков и выстрелов. Впереди — офицер в фуражке с высокой тульей и начищенных до блеска сапогах. Он шагал с показной беспечностью, высоко вскидывая ноги. Как на параде.

По команде сержанта снова ударили пулеметы, захлопали винтовки, цепь атакующих редела. Одни солдаты продолжали идти вперед, другие падали, прижимались к земле, скатывались в воронки, некоторые побежали обратно. Офицер, размахивая пистолетом, останавливал бегущих.

— Ай, шайтан! — крикнул вдруг Урузбаев и выстрелил в офицера. Тот схватился за бок и упал. — Ага! Бей!..

Прижимаясь щекой к прикладу, бил из пулемета русоволосый солдат. Гулко ахали винтовки, трещали автоматы. Стреляные гильзы со звоном катились под ноги Димке.

Новая цепь атакующих показалась на улице. Однако и она, попав под губительный огонь из дома, не выдержала, залегла. Немцы теперь двигались перебежками, ползком.

На противоположной стороне в развалинах заговорили крупнокалиберные пулеметы. Пули щелкали по стенам дома, взвизгивали на разные голоса.

— Патроны давай! — крикнул кто-то.

Димка бросился в соседнюю квартиру. Там тоже стоял сизый туман от пороховых газов и так же щипало глаза. Гулко гремели выстрелы. Какой-то боец, стоя на коленях, крутил ручку полевого телефона.

— Ромашка! — кричал он. — Ромашка, черт тя дери!

— Патроны! — тоже закричал Димка, и на него оглянулись бойцы.

Телефонист кивнул в угол, где у глухой толстой стены лежали ящики, накрытые плащ-палаткой. Димка схватил один ящик и, кряхтя, потащил к двери. Потом сбегал еще и еще.

— Отвалили пока, — подмигнул ему русоволосый паренек после очередной атаки. — Эй, все живы?

Два красноармейца лежали ничком у стены. Один боец, побледнев, пытался перевязать себе руку. Кровь крупными каплями стекала на пол. Дина с помощью Димки отвела раненого в подвал.

— Как там? — жадно спрашивал пожилой боец мальчишку.

— Пока отбились! — сказал Димка и опять поспешил наверх; Дина что-то крикнула ему вслед — он не слушал.

Урузбаев усадил Димку и показал, как заряжать пулеметные диски. Работа сперва не ладилась, потом проворные пальцы мальчишки заходили веселей.

— Здорово получается! — одобрил русоволосый. — Как тебя звать?

— Димка.

— Сталинградец?

— Коренной! — ответил тот с гордостью, и русоволосый похвалил его:

— Молодец! А меня Петром зовут. Я из дальней деревни. Ольховка называется. Небось не слыхал?

— Не слыхал, — честно признался Димка.

— Ну и ладно! Зато теперь мы с тобой земляки! Сталинградцы! Так ведь?

— Ой, верно! — сказал Урузбаев. — Все мы, значит, братья, да?

— Верно говоришь, — произнес молчавший до этого степенный боец с висящими усами, и Димка подивился его густому сочному басу. — Верно говоришь, все мы земляки. Все.

— Дядька Степан, — прошептал Петр Димке. — Ух, сильный, черт! Я с ним в разведку ходил.

И Димка с уважением посмотрел на дядьку Степана и с еще большим уважением — на Петра, который где-то там, в ночи, в двух шагах от врага, ходил в разведку.

— Опять пошли, — загудел дядька Степан. — Ну давайте, давайте!

…Димка забыл счет времени. Немцы яростно атаковали дом и здание новой школы, откуда тоже отвечали огнем. Бои шли, казалось, по всему городу — везде гремели взрывы и трещали пулеметы. Мальчишка едва успевал заряжать диски, а со всех сторон то и дело слышалось: