Призывающий ветер - [38]

  — Он любил вас.

  — Тем хуже для него, — пробормотал Митч. Пальцы его судорожно впивались в удилище. Глаза невидяще глядели на воду.

  И опять Лейси захотелось сесть поближе, успокоить его, облегчить сковавшую его боль. Но она боялась зайти слишком далеко, нарушить их непрочное согласие и подтолкнуть отношения в нежелательную для нее сторону. Поэтому она просто молча сидела рядом, а немного спустя тихо проговорила:

  — Должно быть, очень тяжело терять сразу обоих. Мне было семь, когда отец умер. Я знаю, какое это ужасное чувство и как это несправедливо.

  «Несправедливо» не полностью отражало то, что она испытывала. Но лучше всего передавало состояние потерянности, жуткого недоумения, какое она пережила ребенком. Мать умерла через месяц после ее рождения, и это, конечно же, не запечатлелось в жизни ребенка. Но даже теперь, много лет спустя, она еще чувствовала страшную несправедливость того, что Роберт Феррис умер таким молодым. Почему он умер, когда так ужасно был ей нужен?

  Она до сих пор переживала потерю отца, ощущала пустоту жизни там, где должны бы быть его улыбка, его прикосновение, его мудрость. И, глядя на угрюмое лицо Митча, Лейси подумала, что ему хорошо знакомо это чувство.

  — Вы тоже прошли через это, — не сразу отозвался он.

  — Да. — Лейси положила ладонь ему на руку. Митч не взглянул на нее, но и не убрал руки, напротив — повернул ладонью вверх, и пальцы их сплелись.

  — Подумаешь об этом — и до сих пор больно, — прошептала Лейси. Он сильнее сжал ей пальцы и выдохнул:

  — Угу. — В низком голосе было столько страдания, что даже не верилось, что этот голос принадлежит Митчу Да Сильве. — Да, до сих пор.

  Похоже, между ними установилось что-то вроде взаимопонимания. Вероятно, потому, что они наконец нашли какую-то общую почву и им стало легче разговаривать друг с другом.

  Он рассказал ей о матери, которая таскала его по всему северо-востоку, от Бостона до Провиденса, Нью-Хейвена и Нью-Йорка, перебрасывая из школы в школу.

  — Я не заводил друзей. Какой смысл? Ни в одной школе я не задерживался надолго, — рассказывал он.

  И Лейси в ответ заметила, что прекрасно понимает, о чем он говорит. На ее долю тоже выпали бесконечные переезды, из одной престижной школы-пансионата в другую. У ее родственников была одна задача — куда-нибудь засунуть ее, чтобы было поменьше хлопот и чтобы она не мозолила им глаза.

  Митч не высмеял ее жалобы и не сказал, что ее школы для богатых барышень не идут ни в какое сравнение со школами, где приходилось учиться ему, и не стал отрицать, что в их жизненном опыте есть что-то общее. Верный признак растущего между ними согласия, подумала Лейси. Но помимо того общего, что их связывало по прошлому жизненному опыту, между ними крепла еще какая-то связь, и Митч, казалось, начал это ощущать.

  Лейси тоже это ощущала, и, когда думала об этом, ее нервозность усиливалась. Она не хотела нравиться ему. Она просто хотела его понять. Но чем больше она понимала его, тем сильнее ее тянуло к нему. Незачем обманываться, так оно и есть.

  С другой стороны, чем больше ее тянуло к нему, тем больше она боялась. Не только Митча, но и себя. Будь начеку, предостерегала себя Лейси. Здесь таится опасность.

  Но какая-то ее часть терпеть не могла осторожности, даже если дело касалось самозащиты. В осторожности слишком сильно ощущался привкус осточертевших за долгие годы дядиных советов. Эти советы угнетали, лишали мужества, сковывали ее, будто саван.

  Она сумеет справиться с положением, успокоила себя Лейси. В данный момент нет никакой опасности, что они завалятся в постель. Они даже и близко не подошли к постели, и это при том, что им приходится вместе спать. Осторожность не помешает, но сейчас она будет излишней. Сейчас надо просто радоваться моменту согласия. И она храбро пожала Митчу руку.

  Еду они готовили вместе. Пока она пекла песочный корж, Митч чистил ягоды. Потом он жарил рыбу, а она сделала салат и сварила на второй конфорке крабов.

  За работой они болтали обо всем понемногу: о детстве, о том, какие предпочитают цвета, блюда...

  Он больше не говорил об отце, и Лейси не задавала вопросов. Ей казалось, что лучше не затрагивать эту тему. Если он начнет говорить о своей семье, то может упомянуть Денни. А ей не хотелось в этот вечер говорить о Денни.

  Денни был частью большого мира — так же, как Нора, ее дяди и Сара. Они все были частью того мира, с которым после воскресенья ей придется опять иметь дело.

  Но сейчас... сейчас ей хотелось быть в другом мире, в мире Гнезда Буревестника, где не нужно жить с чувством, будто ты в осаде, где не нужно постоянно себя отстаивать.

В мире, где только она и Митч.

  Лейси не переставала думать о том, как превратно, оказывается, выглядит ее поведение в глазах других. Например, Митча. Не переставала думать о лягушке из присказки дяди Уоррена. Не переставала думать.

  — Почему вы пошли работать в «Заботу»? — спросил за едой Митч.

  — Хотела перемены. Хотела сделать мир лучше. Мне было дано так много, что хотелось поделиться. — Она смущенно пожала плечами. — Упрощенческий взгляд, правда?