Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [66]

— Цинтия? — рассеянно переспросил граф. — Цинтия уехала в Лондон. Она получила телеграмму от герцогини Варвик. Тетя заболела и хотела бы, чтобы Цинтия поухаживала за ней. Кажется, у нее разыгралась подагра.

Осборн вскочил с места.

— Я сейчас же позвоню тете Дорис. Боюсь, что во всем этом нет ни слова правды.

И он опрометью выскочил из столовой.

В это время появилась Лина, одетая с таким поразительным безвкусием, на какое способны только коренные берлинцы.

Граф встретил ее с той холодной вежливостью, которая помогала ему держать любого собеседника на почтительном расстоянии, строго определяя границы дозволенного. Манеры графа явно покоробили простодушную Лину.

— Вы ужасно напоминаете мне моего покойного дядюшку Отто, — заявила она.

— Вот как?

— Да-да, просто один к одному. Он тоже, разговаривая с человеком, всегда глядел поверх его головы, как будто высматривал мух, которые ползают по стенке. Ужасно противная манера.

Граф ошеломленно уставился на нее, не веря своим ушам.

— Вот так-то лучше, — кивнула Лина. — А что, у вас вполне осмысленный взгляд. Вообще, как я вижу, ваша семья довольно интеллигентная. Мне-то всегда казалось, что в таких древних аристократических семьях все с придурью.

— Пусть Осборн покажет вам наш парк. Надеюсь, вы оцените его по достоинству, — промолвил граф и уткнулся в свою чашку.

Вошел Осборн, бледный как мел.

— Плохо дело. У тети Дорис не было приступа подагры.

— Дай Бог ей здоровья, — сказала Лина.

— Короче говоря, кто-то отправил Цинтии эту телеграмму от ее имени. Цинтия приехала к ней позавчера вечером, переночевала и рано утром уехала, сказав, что возвращается домой. Это было вчера. И до сих пор ее нет.

Я посмотрел на графа. Граф потер лоб.

— Где же она может быть? — спросил он бесцветным голосом. У него явно было столько забот, что новые неприятности уже не могли причинить ему особого огорчения.

После завтрака Осборн увел Лину в парк показывать чудеса местной флоры, а я вышел на террасу, закурил и начал прохаживаться из угла в угол, обуреваемый мрачными предчувствиями. Там меня и застал патер Дэвид Джонс.

— О, доктор, какое счастье, что я вас встретил. Мне необходимо с вами поговорить. У вас такой светлый ум.

Он схватил меня под руку и с видом заговорщика потащил куда-то в самый дальний угол парка.

— Ну, что вы на это скажете? — спросил он наконец шепотом, повернув ко мне испуганное лицо. — Ужасно, не правда ли?

— Ужасно, — подтвердил я. — Совершенно непонятно, куда она могла деться.

— Это рано или поздно должно было случиться. Ведь я вам говорил, сударь, что все эти эксперименты не доведут до добра.

— Но какое отношение к экспериментам имеет мисс Цинтия?

— Сначала он препарировал тритонов, — продолжал священник, не слушая меня, — а теперь уже очередь дошла и до людей.

— О чем вы, собственно, говорите? Я не совсем понимаю.

— Ну о том ребенке, которого украли в Эберзиче.

— Ах, о ребенке… И как вы думаете, кто его украл?

— Конечно, граф, — прошептал святой отец.

— Вот как? А зачем?

— Для экспериментов, сударь, для экспериментов. Умерщвлять, воскрешать… Ему уже надоели бессловесные твари.

— Но ведь мальчика похитил старик в черном одеянии. Полночный всадник.

— Полночный всадник — это граф Гвинед. Я точно знаю. Или если не он, то его двойник.

— Или другой граф Гвинед, — сказал я.

— Граф последнее время часто уходит из замка, — гнул свое патер Джонс. — Он прячет ребенка где-то в горах.

— Вы ошибаетесь, святой отец. Я сам видел, что граф и полночный всадник — это два разных человека.

— Не верьте глазам своим, доктор. Поставьте себя на мое место. Думаю, здесь не обойтись без изгнания злых духов. Я должен прочитать над ним соответствующую молитву, но как-нибудь так, чтобы он этого не заметил, а то еще обидится. В конце концов, он хозяин Ллэнвигана, и я нахожусь в полной зависимости от него.

В это время мой обостренный от постоянного напряжения слух уловил звуки автомобильного клаксона. Я оставил малахольного патера с его навязчивыми идеями и бросился к замку.

У парадного подъезда стоял спортивный «ровер».

Цинтию я нашел в столовой. Она спокойно завтракала, пребывая в прекрасном расположении духа, и оживленно поздоровалась со мной.

— Цинтия, где вы были?

Она взглянула на меня широко раскрытыми от удивления глазами.

— С каких это пор вы начали проявлять такую отеческую заботу обо мне?

— Простите меня, дорогая… но мы тут чуть с ума не сошли от переживаний. Осборн звонил герцогине Варвик, и она сказала, что не давала вам никакой телеграммы и что вы уехали от нее вчера утром. Мы думали… боялись, что Морвин заманил вас в ловушку.

Цинтия рассмеялась.

— Зачем? Какое Морвину дело до меня? Я прекрасно провела время, хорошо отдохнула… Если вам так интересно, могу сказать. От тети Дорис я поехала к своей подруге. Выяснилось, что это она дала телеграмму, потому что соскучилась по мне и любой ценой хотела вытащить меня к себе. Она как раз собиралась в Ллэндидно, и мы поехали вместе. Привели там все воскресенье, гуляли, разговаривали… Вот и все. Ну, теперь вы довольны?

Повинуясь какому-то безотчетному порыву, я бросился к ней и начал покрывать поцелуями ее лицо. Как хорошо, что по крайней мере с ней все в порядке. Она испуганно высвободилась из моих объятий и посмотрела на меня с таким удивлением, как будто впервые увидела по-настоящему…