Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [48]

— Все то же, милый. Ты ведь знаешь, что мне нужно… Сядь и опиши все, что ты видел в ту ночь.

В ее тоне сквозило легкое раздражение, как будто она досадовала на мою забывчивость, ничуть не сомневаясь, что я исполню ее просьбу.

Я готов был убить ее и сгорал от стыда.

Мы позавтракали, после чего настала пора прощаться.

Сидя на кровати, она одарила меня дружелюбной улыбкой и промолвила:

— Mon cher, ты был очень мил, и отныне я всегда буду рада тебя видеть. Но только после того, как ты напишешь ту бумагу. А до тех пор я с тобой даже разговаривать не буду. Но ты же напишешь, правда? Итак, до завтра!

На улице я сразу продрог, поскольку не выспался, к тому же почувствовал, что выгляжу сейчас довольно нелепо в своем вечернем костюме. Хорошо, что удалось быстро поймать такси.

Устроившись на заднем сиденье, я начал обдумывать то, что произошло, — и, кажется, разгадал тактику Элен Сент-Клер. По-видимому, она настолько убеждена в неотразимости своих чар, что, по ее мнению, ни один мужчина, вступивший с ней в интимную связь, уже не сможет больше жить без нее. Он просто изведется от безумного вожделения, без конца восстанавливая в памяти все подробности упоительной и бурной ночи любви. Вот тут-то и можно будет вить из него веревки.

Что ж, этот расчет, в принципе, верен, но она не учла одного: я ведь не Кристофоли, который после ночи, проведенной с ней, впал в полную прострацию, слоняясь из угла в угол с бессмысленной улыбкой блаженного, а когда она сбежала, тихо помрачился рассудком. Я после такой же ночи не испытывал ничего, кроме желания выспаться и угрызений совести.

Я ведь не какой-нибудь зеленый юнец, чтобы впадать в экстаз и сходить с ума от несравненных прелестей Элен и от ее сверхъестественной сексуальности. Я ищу в женщинах нечто совершенно иное, стараюсь увидеть то, чего в них, возможно, и нет; каждая из них для меня что-то символизирует. Одну, например, я любил за то, что она олицетворяла Швецию, другую — за хрупкость и изящество севрской фарфоровой статуэтки восемнадцатого века. Третья казалась мне Жанной д’Арк, четвертая — тысячегрудой Дианой Эфесской. А целуя Цинтию, я испытывал ощущение, будто флиртую с английскими сонетами, написанными пятистопным ямбом.

Элен Сент-Клер привлекала меня тем, что она являлась воплощением Греха. Но теперь у меня словно пелена упала с глаз. Развеялся окружавший ее ореол таинственности, возбуждение прошло, и она больше не вызывала во мне никаких эмоций. Я был уверен, что на этом наши отношения закончились.

Скажи мне кто-нибудь в тот момент, что я снова вступлю в любовную связь с Элен, я бы просто рассмеялся в лицо этому человеку, а если бы он вдобавок поведал мне, при каких обстоятельствах это произойдет, наверняка счел бы его сумасшедшим.

* * *

Не знаю, как это у меня получается, но любая комната, которую я обживаю, очень быстро приобретает вид запущенной и неуютной берлоги. Все столы, тумбочки и подоконники заполняются грудами потрепанных книг, среди которых можно при желании найти несколько дешевых трубок и мятых галстуков. И все это, как правило, обильно посыпано трубочным табаком.

Но сейчас, когда я вошел в свой гостиничный номер, он показался мне особенно нежилым. Не знаю почему — то ли из-за аккуратно убранной постели, в которую я не ложился, то ли из-за того, что меня знобило и хотелось спать, — но комната выглядела абсолютно чужой, холодной и неуютной. Меня охватило какое-то ужасно неприятное чувство.

Подойдя к шкафу, я понял, откуда оно взялось. Замок шкафа был взломан. Я пересчитал находившиеся там персидские кодексы: все оказались на месте. Но зато исчезли мемуары Ленгля де Фреснуа — та самая рукопись, за которой граф Гвинед послал меня в Лондон. Ее украли.

Я растерянно заметался по комнате, потом выскочил в коридор и побежал вниз, в контору владельца отеля. Мое сообщение повергло его в ужас, но он ничем не мог мне помочь. В отеле дым стоял коромыслом: вчера вечером в Лондон нагрянула целая армия шотландских болельщиков, которым предоставили возможность приобрести за полцены билеты на матч по регби Англия — Шотландия, и весь город наводнили экстравагантные шотландские юбки и береты.

Ничего не оставалось, как прибегнуть к услугам Скотланд-Ярда, хотя, глядя на вещи реально, следовало признать, что шансы на успех почти равнялись нулю. Вряд ли преступник спрятал рукопись в отеле, а найти ее в Лондоне, городе с восьмимиллионным населением, — задача практически невыполнимая. К тому же вполне вероятно, что она уже успела покинуть пределы Англии и сейчас летит на восток в почтовом самолете какой-нибудь индийской авиакомпании.

И все-таки я решил обратиться в полицию. Поднялся к себе в номер, принял ванну, побрился и снова спустился в холл. К моему удивлению, там меня ждало письмо. Портье сообщил, что его четверть часа назад принес какой-то мальчишка. Письмо было напечатано на машинке и содержало следующий текст:

«Не делайте опрометчивых шагов. Если Вы хотите вернуть то, что у Вас пропало, будьте сегодня в девять вечера в кафе «Рояль». Не вздумайте связываться с полицией, иначе ничего не получите».