Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [22]

— Если я вас правильно понял, — пробормотал священник, — вы не отрицаете, что в словах Пирса что-то есть?..

— Допустим, — отозвался Осборн. — Но вам не кажется, падре, что только обладая гипертрофированным чувством местного патриотизма можно предположить, будто всадники Апокалипсиса начали свое турне по Европе именно с Ллэнвигана? Почему бы им было не появиться сначала в Лондоне или в Париже? Или, скажем, в Риме, где на папском престоле сидит антихрист?

— Речь не об этом, сударь… я имел в виду совсем другое… то, что может происходить только в Ллэнвигане. Но мне очень трудно говорить об этом.

— Почему?

— Потому что это… связано с вашей семьей.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Осборн после долгого молчания.

Священник, судорожно сцепив пальцы, отвел взгляд в сторону. И наконец заговорил, мучительно подбирая слова, будто ученик, нетвердо выучивший урок:

— Нам всем прекрасно известны местные сказания и легенды, связанные с Асафом Кристианом, шестым графом Гвинедом. Так вот, судя по этим сказаниям…

— Я поняла! — возбужденно вскричала Цинтия. — Полночный всадник!

— Вот именно, — кивнул священник. — Мисс Пендрагон и я, мы оба с давних пор собираем все связанные с этим фольклорные материалы. Судя по свидетельствам суеверных очевидцев, вышеупомянутый благородный рыцарь встает из могилы каждый раз перед каким-либо переломным моментом в судьбе дома Пендрагонов или даже всей страны. Последний раз его видели в 1917 году, когда немцы отправили в поход против Великобритании эскадру подводных лодок.

— Да, — сказала Цинтия, — но с этим случаем как будто бы разобрались. Говорят, что это был конный патруль, контролировавший подходы к побережью.

— Разобрались, — задумчиво проговорил священник. — Черта с два разобрались! — выкрикнул он вдруг, побагровев. — На моей памяти еще никто ни в чем здесь не разобрался… Простите, я сегодня что-то слишком разнервничался. Прошу прощения.

Он смущенно заерзал на стуле и потупился, устыдившись своего порыва.

— А я бы, пожалуй, навестил старого Хавваккука, — промолвил Осборн. — Вы не составите мне компанию?

Мы все вместе отправились в деревню.

* * *

Пророк сидел в кресле перед своим домом, а вокруг толпились сельчане, с напряженным вниманием слушая речь старца. У пророка была весьма характерная внешность, чему в немалой степени способствовала окладистая библейская борода.

Но речь его вовсе не походила на истеричные выкрики прорицателей, которые так часто можно услышать на политических диспутах в Гайд-парке и на собраниях Армии Спасения. Он не закатывал глаза к небу и не пытался имитировать «голоса свыше», как это делают его американские коллеги, давно превратившие прорицательство в доходный промысел. Он говорил спокойно и неторопливо — ни дать ни взять простой старый крестьянин, который делится своими соображениями с односельчанами.

— И так будет продолжаться вечно, если вы не измените свой образ жизни. Я ни на кого не держу зла, я просто пытаюсь вразумить вас. Разве вы не видите, какое положение сейчас в Уэльсе? В Лемброуке и Карнарвоне закрылись шахты, десятки тысяч людей остались без работы, и теперь дьяволу ничего не стоит завладеть их душами. Недавно я разговаривал с одним человеком из Рьюля, он рассказывал, что и море уже стало не таким, как прежде. В Энглси рыбаки поймали русалку, которая предрекала, что скоро начнется голод… Но я не понимал, что все это означает, пока не встретил две недели назад Белого Пса. Я поднялся на склон Моэль-Зич. Уже вечерело. Присел на камень. И вдруг увидел на плато примерно в полусотне ярдов от меня того самого Пса. У него была белоснежная шерсть, а уши кроваво-красного цвета, как в старинных сказках, которые мне когда-то рассказывал мой дедушка Оуэн Гвин Мор. Белый Пес стоял на одном месте и яростно рыл землю. Я не осмелился подойти поближе, но догадался, что он копает могилу… Многие, очень многие в Англии и Уэльсе из тех, кто считает, что им суждена долгая жизнь, скоро уйдут в мир иной…

Он вынул из кармана Библию и прочитал главу из Апокалипсиса, заканчивающуюся словами: «И дам ему звезду утреннюю». А дальше продолжил своими словами, по памяти:

— Сидящий на престоле держал книгу, запечатанную семью печатями, которую не мог раскрыть никто, кроме Агнца, обреченного на заклание. И когда Агнец снял с этой книги печати, ангелы вострубили в трубы, и появились четыре всадника. Первый сидел на белом коне, и в руках у него был лук, а на голове — венец. Второй всадник восседал на рыжем коне, и дано ему было взять мир с земли, оставив на ней только вражду. У третьего был конь вороной, а в руке он держал меру. Четвертый всадник, имя которому Смерть, сидел на коне бледном.

— Сегодня ночью я видел этих всадников, — объявил пророк. — Кони у них были с львиными головами и изрыгали огонь, дым и серу. Настал великий день гнева Господня. Ступайте же к себе, пока не поздно, и покайтесь, уповая на милость Божью, которая воистину беспредельна. А не то горе тебе, народ Уэльса, гореть тебе в геенне огненной!..

* * *

Следующая ночь началась лучше, чем первая. Ветер утих, и мы с Цинтией перед сном погуляли по парку, озаренному ярким лунным сиянием, после чего мои мысли потекли в более приятном направлении, чем вчера.