Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы - [21]

Цинтия покраснела.

— Я вижу, вы считаете, что я такая же, как все английские девушки, у которых на уме одни танцы да наряды, а за душой ничего нет.

— Боже упаси, — ответил я. — Достаточно только взглянуть на вас, чтобы понять, как вы интеллигентны.

Туг я, конечно, слегка загнул. Она была слишком хорошенькой, чтобы кто-то мог всерьез допустить такое. Но уж если ей так нравится разыгрывать из себя интеллигентную особу, почему же не сделать девушке приятное? Тем более что для меня это проще, чем рассуждать, например, о спорте.

Она показала мне персидские кодексы, которые в конце прошлого столетия собирал Пендрагон, обитавший в восточных колониях. Я был неравнодушен к подобным манускриптам, к тому же чувствовал себя специалистом в этой области после того, как побывал на Большой персидской выставке в лондонском «Бэрлингтон Хаузе».

Тут было почти два десятка таких кодексов, и я пребывал на верху блаженства, с упоением листая пожелтевшие страницы и даже не подозревая о том, какую большую роль суждено сыграть этим древним рукописям в моей судьбе. В радостном возбуждении я совершенно забыл об английских правилах хорошего тона, одно из которых строго-настрого запрещало использовать в разговоре поучительные интонации. Словно профессор, дорвавшийся до благодарной аудитории, я с пафосом изложил Цинтии все, что знал о персидских книгах и иллюстрациях. Правда, мои познания в данной области оказались не очень значительными, и, дабы не уронить свой престиж, мне пришлось дать волю фантазии.

Цинтия внимала моим речам с явным благоговением. Не думаю, что ее так уж интересовали всякие подробности научных изысканий, которые я вдалбливал ей в голову с упорством дятла, но, по всей видимости, они не слишком ее утомляли. Наверно, ей не часто приходилось выслушивать такие серьезные и скучные лекции, и она определенно прониклась ко мне уважением.

Время пролетело с невероятной быстротой — и вскоре раздался удар гонга, призывавший нас на обед. Знакомство с таким множеством прекрасных книг, как шампанское, разгорячило мою кровь, и я возбужденно спел Цинтии о том, что «зреет, зреет пшеничный колос».

— Вы, жители континента, — такие оригиналы. Совсем не похожи на нас, — сказала она мечтательно.

— Ну почему же? Я знаю многих англичан, которые любят книги.

— Я не о том. В вас есть… страстность.

И она густо покраснела.

* * *

За обедом Мэлони и Осборн беседовали о гольфе и строили планы различных экскурсий. Граф не вышел и к обеду.

Уже подали кофе и коньяк, когда дворецкий доложил о приходе сельского священника Дэвида Джонса. Это был дряхлый старик, очень нервный, с бегающим пугливым взглядом.

— Прошу простить меня за вторжение. Я, собственно говоря, хотел поговорить с графом, но он никого не принимает.

— Даже вас? — ошеломленно спросила Цинтия.

— Его, наверно, нет дома, — предположил Осборн.

— Утром его видели идущим в сторону Пендрагона, — сказал священник. — Я подумал, что к обеду он наверняка вернется. Ну что ж, очень жаль. Не буду вам мешать, сейчас пойду.

И он с тяжелым вздохом опустился на стул.

— Что, какие-нибудь неприятности в Ллэнвигане? — спросила Цинтия.

— Неприятности? Да нет, собственно говоря, никаких неприятностей нет. Но эти суеверия… вечный бич нашего народа. Похоже, нам никогда не удастся их изжить.

Осборн насторожился.

— Ну-ка давайте послушаем, в чем там дело! Падре, выпейте с нами и расскажите, что случилось. Неужели у вашей дражайшей сестры снова начал плясать стол?

— Столоверчение не имеет ничего общего с суевериями. Это серьезный научный эксперимент. Можете навестить ее — и сами убедитесь. Дело в другом. Все село дружно помешалось рассудком.

— Очень интересно. Хотелось бы узнать подробности.

— Вам знаком старый Пирс Гвин Мор?

— Пророк Хавваккук[8]? Ну конечно. У меня с детских лет связаны с ним самые лучшие воспоминания. Но я давненько о нем ничего не слышал и считал, что он умер.

— Не умер, нет, совсем даже наоборот. Сегодня утром он снова начал пророчествовать.

— Ну и прекрасно. Я непременно схожу послушать его. А почему вы так встревожились?

— Люди с ума посходили, все в панике, не хотят работать.

— Что же он им такого наговорил?

— Призвал к покаянию, потому что близится конец света.

— А откуда у старого Хавваккука такая информация? Он что, увидел небесное знамение?

— Еще нет, но предрекает, что скоро его все увидят. А покамест только…

— Ну-ну?

— Появились всадники Апокалипсиса. Он видел ночью, как они кружили возле замка, а потом ускакали в сторону Пендрагона.

— Я тоже видел каких-то всадников, — заявил Мэлони. — Но при чем тут апоплексия, или как там вы сказали?

— Ситуация начинает становиться интересной, — сказал Осборн, поднимаясь из-за стола. — Доктор тоже видел всадников, а уж его-то никак нельзя заподозрить в склонности к прорицательству.

Бледное лицо священника стало еще более встревоженным.

— Кстати, и моя сестра слышала стук копыт. Она, бедняжка, сегодня очень плохо спала, как всегда, когда сильный ветер. Я думал, ей померещилось… Вы можете как-то объяснить все это, господин Осборн?

— Нет, так сразу не могу. Но вообще-то я не вижу ничего странного в том, что кто-то проехал на лошади вокруг Ллэнвигана.