Дейли закрыл журнал. На обложке стояла дата «15 февраля».
— Прошел целый месяц. — Мун нахмурился. — Не понимаю, почему Род Гаэтано так долго медлил. Это непохоже на него.
— Очень просто. Очевидно, его люди не интересуются любовными аферами кинозвезд. Шривер тоже только сегодня увидел журнал. К тому же Род все это время, может быть, еще надеялся, что ему согласятся платить.
— Странно, — пробормотал Мун.
— Что странно?
— Все! Панотарос! Это ведь тот самый поселок, где вчера произошла воздушная катастрофа. Погибло два самолета. Там должна быть масса полиции и солдат, разыскивающих летчиков и обломки. Выходит, что парни Гаэтано как будто нарочно выбрали самое рискованное время для своей операции… Жалею, что впутался в эту историю. Тут что-то не так.
— Боитесь? — насмешливо спросил Дейли.
Мун вместо ответа посмотрел на кресло, в котором недавно сидел Шривер. Почудилось, что оно сгорбилось и сморщилось, впитав в себя все несчастья старика. Спасаясь от ненужных эмоций, он торопливо рассовал по карманам фотографии и бумаги. Дейли потушил свет. Прежде чем дверь бесшумно затворилась, Мун еще раз окинул взглядом темную комнату. Светящееся привидение одиноко покачивалось в воздухе.
Голубой автобус с надписью «Малага — Панотарос» резко затормозил перед опустившимся шлагбаумом. Прикрепленные к крыше корзины и чемоданы подпрыгнули и, погромыхав, снова застыли. Почти все пассажиры вышли. Крестьяне вынули из кожаных мешочков табак и скрутили сигаретки.
— Прошу вас! — к Муну подошел священник в черной сутане. У него было загорелое, сравнительно молодое лицо. Темные глаза из-под лохматых, тронутых сединой бровей со скрытой пытливостью вглядывались в собеседника.
Два часа тому назад они встретились в банке Педро Хименеса, где падре Антонио с готовностью взял на себя роль переводчика. В автобусе священник не навязывал своего общества. Но время от времени, когда Мун отрывался от окна, он ловил на себе его взгляд. Взгляд, похожий на рентгеновский луч. Казалось, падре Антонио видит человека насквозь и каким-то седьмым чувством угадывает его слабости.
— Благодарю вас! — Мун взял протянутый портсигар, украшенный крестом и вплетенными в вензель латинскими буквами О. D. Мун механическим движением перевернул его. На обратной стороне были нацарапаны крестики. Двадцать или тридцать. Их значение Мун узнал значительно позже.
— Ах, совсем забыл! Этот портсигар имеет маленький секрет, — священник нажал потайную пружину. В левом отделении лежали светлые табачные листья, в правом темные.
— Один только? — пошутил Мун.
— Вы намекаете на О. D.? — падре Антонио улыбнулся. — Это первые буквы латинских слов «Opus dei» в переводе «Дело господне». Так называется духовный орден, членом которого я состою. Как видите, ничего таинственного.
— А крестики, по-видимому, отметки о членских взносах?
— Почти… Помочь вам? — и падре Антонио, явно уклоняясь от разговора, ловко свернул выбранный Муном черный лист. Пальцы были длинные и тонкие, коротко стриженные ногти без единого следа никотина.
Мун затянулся и выпустил двойное кольцо. Табак был превосходный, куда лучше дешевых сигар, которые он обычно покупал.
Из-за поворота вынырнул товарный состав с грязным от копоти, неимоверно старым паровозом. Груженные овцами платформы, громыхая на стыках, проносились мимо. Пассажиры автобуса не обращали на них внимания. Но вот показались деревянные просторные клетки с быками.
— Везут для корриды, — пояснил падре Антонио.
Пассажиры обменивались оживленными замечаниями, по-видимому, обсуждали достоинства и недостатки завтрашних противников знаменитых и безвестных тореадоров. Быки казались смирными, даже немножко испуганными. Один из них тоскливо мычал, словно жалуясь на дорожные неудобства. Но по их могучим шеям, крупным рогам, одетым для безопасности в мягкие наконечники, можно было судить, что они дадут себя убить только после упорного сопротивления.
Последний вагон мелькнул за шлагбаумом. Проводники, стоявшие на площадке для обозрения, дружелюбно помахали рукой. Пора было возвращаться в машину. Мун бросил недокуренную цигарку и неохотно последовал за священником. После холодной и мокрой мартовской погоды, с которой он расстался только вчера, стоять под теплым, почти горячим южным солнцем было просто благодатью. Мун был приятно удивлен такой резкой переменой климата. Его коричневый, в крапинку, грубошерстный костюм явно не годился для этих краев.
Войдя в автобус, Мун взглянул на свой брошенный в кресло пиджак. Он совершенно забыл, что во внутреннем кармане осталось несколько тысяч песет. Судя по убогой одежде спутников, для них такая сумма представляла большой соблазн.
— Не бойтесь, — падре Антонио перехватил его взгляд, — мы в Испании. Тут бедность и честность являются синонимами, — добавил он с чуть иронической улыбкой.
Разговор пошел о бое быков. Священник не одобрял его, но и не порицал.
— Всем людям, а в особенности южанам, нужны хлеб и развлечения. Это поняли еще древние римляне. Хлеба у нас маловато, приходится возмещать зрелищами. Бой быков все же безобиднее, чем революции. Что же касается гуманности, то я лично считаю, что ваша биржа ни в чем не уступает корриде.