Призраки кургана - [10]

Я закрыл глаза, призвав на помощь все то, чему учили наставники в Ледяном дворце. Увидеть магическую силу, которая направлена против тебя, представить ее как нечто телесное, плотное — словно стрелу или арбалетный болт. И потом пропустить ее сквозь себя, раствориться густым туманом, которому нельзя повредить.

Я не смог.

Магия Нефритового льва не была сильнее моей — напротив, я чувствовал, что она гораздо слабее. Но курганник был прав — я совершенно не знал ее. Это как детская загадка — совсем простая, с которой справится даже пятилетний ребенок. Только заданная на языке, который мне не знаком.

Я ощутил, как холодный свет иероглифа проникает в меня, растекаясь по всему телу. Он бежал вслед за кровью, обгонял ее, хватал холодными лапами, заставляя остановиться. Сковывал холодным дыханием нервы, ловил облачки дыхания в моем рту и превращал их в крохотные кусочки льда.

Только сейчас я увидел крохотную алую точку, замершую в центре вихревой фигуры. Сапфировые глаза Снежаны тоже устремились к ней. То пронзала ветер капелька крови, которую амазонка отдала курганнику.

Ослепительный свет залил небо, и я уже не мог различить, где он — вокруг меня или внутри моего тела, раздираемого нестерпимым холодом. Голова монстра вдруг оказалась пугающе близко, наши глаза встретились и стали единым.

Я ощутил, как его сознание поглощает меня, словно жаркий день, слизывающий каплю росы с листа дерева. Я пытался сопротивляться, бороться, но биться мне было не с кем — вокруг тугой пеленой растекалось мое поражение.

Курганник отшатнулся и встряхнул льдистой головой. На его узкой, прозрачной морде искрами перекатывалось удивление. Я обхватил руками лицо, и на мгновение мне показалось, что моя кожа растаяла, намертво прилепив ладони к щекам.

Потом я понял, то был тонкий слой льда, — так бывает, если на морозе коснешься обнаженного металла. Мои мускулы по-прежнему сковывал холод, но я чувствовал, как он отступает, словно из объятий ледяного ветра я вдруг шагнул в жарко натопленную избу, и дыхание спасительного огня увлекало прочь запах смерти.

Монстр махал головой, и судорожно сучил вдоль нее лапами. Я понял, что мой последний кошмар не был рожден умирающим мозгом — курганник и правда перекинул мост между нашими сознаниями, и теперь, когда эта связь вдруг рухнула, ему было так же плохо, как мне несколько мгновений назад.

Подняв глаза, я увидел, что иероглиф Ван Чи стремительно тает — но не для того, чтобы погрузиться в одного из нас. Он рассыпался, словно фигурка, вылепленная из песка, а потом высохшая.

Беснующийся ветер срывал с него слой за слоем, швыряя в далекую бездну степи, и вскоре уже невозможно было различить только что стройных очертаний руны.

Лишь алая капля крови продолжала темнеть в центре символа, упорно сражаясь с безжалостным вихрем. Однако потом и она сдалась, рухнув в снег рубиновой слезой и исчезнув там.

Мне хотелось верить, что иероглиф Ван Чи рухнул благодаря моим усилиям. В тот момент, когда сознание угасало, я продолжал бороться, даже не понимая этого. Навыки, полученные в Ледяном дворце, искусство вихремага, которое я оттачивал тысячу лет, обретаясь в вечности — вот что спасло нас от чародейства курганника.

Однако в глубине души я знал, что это не так. Нечто другое вмешалось в ход событий, разрушив символ Нефритового льва.

Хотел этот кто-то помочь мне и Снежане? Знал ли он вообще о нашем существовании, или бросил горсть песка на чашу весов совершенно случайно, занимаясь иным и преследуя другие цели?

Ответ на эти вопросы был чрезвычайно важен — или же ничего не значил. Я выхватил из-за пояса явару и направил огненного феникса на стража кургана. Бесконечная свобода переливалась по моему телу, сладкая и пьянящая, как обещание жизни.

Полукруглое лезвие снесло голову чудовища, разбросав тысячи мелких трещин по его ледяному телу. Один за другим падали ледяные воины, осыпаясь в снег, — точно так же, как несколько мгновений назад рушился в вихрь символ Нефритового льва.

5

Вязкий дым поднимался над широкой пиалой.

Снежана сидела на большой вышитой подушке, скрестив стройные ноги, и положив перед собой багряный клинок. Мягкие волосы, цвета воронова крыла, падали на прекрасное лицо девушки.

Она молчала, и мне тоже не хотелось прерывать тишину — я знал, что там, в глубине души, она все еще стоит перед высоким курганом, не сводя глаз с призрака Ольгерда.

Люди вокруг говорили мало. Юрта трактирщика в Ледяной степи — это не караван-сарай в Харамистане, где громкие голоса сливаются со звоном золотых чаш, а веселому смеху вторят песни бродячего сказителя-гоблина.

Там, в прохладе оазиса, где яркое солнце сверкает в каплях росы на широких листьях сильфийской пальмы, душа человека распахивается миру. Он черпает силы отовсюду — из небесного света, из аромата тропического леса, и даже улыбка случайного путника наполняет сердце теплом.

Но здесь, в ледяной степи, природа так враждебна и человеку, и гоблину, что ты запахиваешься поглубже в теплую шубу, молчишь, настороженно оглядываясь исполдлобья, и видишь в каждом вокруг своего врага.

Холодный ветер, налетавший из промерзшей пустыни, бился в толстые стены юрты, заползал под них морозными пальцами, бросая на пол рассыпчатые белые горсти.