Но что произойдет с этим прообразом в состоянии полного блаженства? С эволюционной точки зрения этот вопрос интересен; и его очевидный ответ был предложен мне историей этих шелкопрядов которые были одомашнены всего лишь несколько тысяч лет назад. Рассмотрите результат нашего китайского одомашнивания – скажем на несколько миллионов лет: я имею в виду конечную последовательность, для желающих, способности удовлетворять каждое желание произвольно.
Эти шелкопряды имеют всё, что они пожелают, даже значительно больше. Их желания, хотя и очень простые, фундаментально идентичны потребностям человека пища, кров, тепло, безопасность и комфорт. Наша бесконечная социальная борьба в основном направлена на это. Наша мечта о небе – это мечта заполучить их безболезненно; и состояние этих шелкопрядов воплощение небольшого масштаба нашего вымышленного Рая. (Я не рассматриваю тот факт, что судьба подавляющего большинства шелкопрядов предопределена: это мучения и вторая смерть; поскольку моя тема о небе, а не потерянных душах. Я говорю об избранных судьба этих шелкопрядов предопределена: спасение и перерождение). Возможно, они могут испытывать лишь очень слабые ощущения: они определенно не могут молиться. Но если они могли бы молиться, они не могли бы спрашивать ничего более, чем то, что они уже получают от юноши, который кормит и ухаживает за ними.
Он их провидение бог, о существовании которого они могут знать только самым неопределенным образом, но только такой бог, какого они требуют. И нам следует глупо считать себя счастливыми потому, что о нас равным образом хорошо заботятся в соответствии с нашими более сложными потребностями. Разве наши общие формы молитвы не доказывают нашего желания подобного внимания? Разве не является утверждение нашей «потребности в божественной любви» безотчетным признанием в том, что мы хотим, чтобы с нами обращались как с шелкопрядами жить без боли, уповая на помощь богов? Однако, если боги должны были бы относиться к нам так, как мы хотим, нам следовало бы вскоре позволить себе новое доказательство таким образом, который называется «очевидность от вырождения» – что великий закон эволюции гораздо выше богов.
Ранняя стадия этого вырождения будет представлена полной неспособностью помочь себе; – затем нам следует начать терять использование наших высших органов чувств; – позже мозг сожмётся в исчезающую самую суть вопроса; – позже мы должны превратиться лишь в бесформенные мешки, слепые желудки. Таково будет физическое последствие этого вида божественной любви, о которой мы так лениво мечтаем. Желание вечного блаженства в вечном мире может показаться злонамеренным вдохновением от Богов Смерти и Тьмы. Вся жизнь, которая чувствует и думает, была и может продолжать быть только лишь как продукт борьбы и боли только как результат бесконечного сражения с Силами Вселенной. И космический закон не терпит компромиссов. Какой бы орган не прекращает чувствовать боль, какая бы способность не прекращает быть использованной под стимулом боли должна также прекратить существование. Дайте боли и её усилию задержаться и жизнь должна сжаться обратно, сначала в протоплазмическую бесформенность, затем в пыль.
Буддизм который по большой счёту является доктриной эволюции рационально провозглашает своим небом не что иное как высшую стадию развития через боль и обучает тому, что даже в раю прекращение усилий ведёт к деградации. С равным благоразумием он провозглашает, что способность к боли в сверхчеловеческом мире всегда увеличивается в пропорции к способности к наслаждению. (К этому учению практически невозможно придраться с научной точки зрения так как мы знаем, что высшая эволюция должна включать повышение чувствительности к боли). В Небесах Желания, говорит Шобо-нен-йо-кио боль смерти так велика, что все агонии всех адов вместе взятых может приравниваться к одной шестнадцатой части такой боли[25].
Вышеуказанное сравнение является без необходимости сильным; но буддистское учение о небе по существу в высшей степени логично: подавление боли ментальной или физической в любом возможном состоянии сознательного существования обязательно будет включать и подавление удовольствия; – и, конечно, весь прогресс, моральный или материальный, зависит от способности воспринимать и контролировать боль. В раю шелкопрядов, наши земные инстинкты ведут нас к желанию, серафим, освобожденный от необходимости мучительного труда и способный удовлетворять свою каждую потребность, произвольно наконец потеряет свои крылья и погрузится в состояние личинки…
III
Я рассказал суть моих мечтаний Ниими. Он был великим читателем буддистских книг.
– Ну, – сказал он, – мне напомнили о странной буддистской истории пословицей, которую вы попросили меня объяснить, «женская бровь бабочки тутового шелкопряда топор, который разрубает мудрость мужчины». В соответствии с нашей доктриной пословица верна как о жизни на небе, так и жизни на земле. С этим связана следующая история.
«Когда Шака[26] жил в этом мире, один из его учеников, по имени Нанда[27], был ослеплен красотой женщины; и Шака пожелал спасти его от результатов этого ослепления. Он отвел Нанда в самое дикое место в горах, где жили обезьяны и показал ему очень уродливую самку обезьяны и спросил его:
