Призраки грядущего - [11]

При виде крови зрители утихли — все смотрели на князя, ожидая, что тот прекратит бой. Князь безмолвствовал. «Значит, это его приказ», — подумал Чареос, но обуздал свой гнев. Убивать Логара нельзя — князь возьмет его под стражу и будет судить за убийство. Охваченный холодной яростью, Чареос сделал круг и быстро метнулся вправо. Логар ринулся вперед. Чареос, отразив один за другим три его выпада, взмахнул шпагой поверх клинка Логара и рассек ему правую бровь. Кровь хлынула первому бойцу в глаза, и он отступил. Чареос повернулся к князю:

— Бой окончен, мой господин?

— Скверный удар, — заметил тот. — Ты мог убить его.

— Да, мог бы, — он не столь уж искусен. Впрочем, и этот удар, — Чареос указал на порез у себя на щеке, — мог бы проникнуть мне в мозг. К счастью, никакого вреда не случилось: его рана не тяжела. А теперь, с вашего позволения... — Шум сзади заставил Чареоса обернуться. Логар кое-как обтер кровь с лица и бежал к нему со шпагой наперевес. Чареос, отступив в сторону, ударил его рукояткой за левым ухом, и Логар без чувств повалился на мраморный пол. — Итак, — холодно промолвил Чареос, — позвольте мне удалиться.

— Я не желаю видеть тебя ни здесь, ни где-либо в пределах моего княжества, — процедил князь.

Чареос, кланяясь, отступил на три шага, взял свою саблю и нож и вышел с высоко поднятой головой. Враждебность князя дышала ему в затылок.

Почти все просители остались во дворе, чтобы посмотреть на порку. Чареос сошел по ступеням, глядя, как юноша корчится под ударами бича. Подойдя к начальнику стражи, Чареос спросил:

— Сколько ударов он уже получил?

— Восемнадцать. А всего пятьдесят.

— Не пятьдесят, а двадцать. Именно столько назначают за неуважительное поведение.

— Князь не назвал точного количества, — отрезал офицер.

— Вероятно, он полагался на то, что закон вам известен. Бич снова свистнул в воздухе.

— Довольно, — бросил капитан. — Развяжите его. — Парня выволокли за калитку и бросили. Чареос помог ему встать

— Спасибо, — прошептал юноша.

— Домой ты в таком виде не доберешься, — сказал ему Чареос. — Пойдем-ка со мной. Я снял комнату в «Серой сове». Надо заняться твоей спиной.

Трактир «Серая сова» представлял собой кучку беспорядочных строений, выросших вокруг старой харчевни, что стояла некогда у горной дороги в Гульготир. В середине был зал, где служанки подавали посетителям еду и напитки. К востоку и западу от него пристроили два новых крыла, а позади — конюшню.

Пробираясь через сутолоку в трактире, Чареос зацепил ножнами чью-то ногу.

— Смотри, куда идешь, ублюдок! — прошипел задетый. Чареос не ответил, но придержал саблю, наклонив ее поближе к себе. Давным-давно он не носил оружия и чувствовал себя неуклюже.

По винтовой лестнице он поднялся на второй этаж. В дальнем конце находилась комната на двоих, которую он сегодня снял. Юноша спал, дыша глубоко и ровно. От настойки лириума, приготовленной аптекарем, он проспит так до самого рассвета. Чареос промыл рубцы от кнута, смазал их гусиным жиром и накрыл спину юноши большим куском полотна. Рубцы были неглубоки, но кожа вокруг них воспалилась.

Чареос разворошил тлеющие огни в очаге у южной стены. Близилась осень, и холодный ветер задувал в косое окошко. Он отстегнул пояс и сел в широкое кожаное кресло у огня. Чареос устал, но его мысли не знали покоя. Тихая монастырская жизнь показалась ему очень далекой, и тоска наотмашь ударила в грудь. Сегодня князь хотел убить его — и за что же? За выговор, сделанный заносчивому мальчишке. Чареос посмотрел на спящего. Парень видел, как разоряют его деревню, как уводят его близких, а теперь его еще и высекли. Правосудие существует только для богатых — так было всегда. Он подбросил полено в огонь. Одна из трех настенных ламп, замигав, погасла, и он проверил остальные. Они тоже догорали, и Чареос дернул звонок у западной стены.

Вскоре в дверь постучалась служанка. Чареос попросил ее заправить лампы, принести мяса и вина. Ее не было с полчаса — за это время и вторая лампа успела погаснуть.

Юноша застонал во сне, шепча чье-то имя. Чареос подошел к нему, но тот уже успокоился.

Девушка вернулась с кувшином масла.

— Извините, что так долго, сударь, но у нас сегодня полно, а две девушки не пришли. — Она заправила лампы и зажгла их с помощью длинного жгута. — Еду тоже сейчас подам. Говядины нет, зато баранина отменная.

— Хорошо, неси.

Она пошла и уже на пороге оглянулась.

— Не тот ли это парень, которого сегодня наказывали? — шепотом спросила она.

— Да, это он.

— А вы, стало быть, будете Чареос, монах?

Он кивнул, и она вернулась в комнату — маленькая, с соломенными волосами и хорошеньким круглым личиком.

— Может, и не мое это дело, сударь, только вас там ищут какие-то мужчины — вооруженные. И у одного голова завязана.

— Они знают, что я здесь?

— Знают, сударь. Трое из них на конюшне, а еще двое сидят внизу. Может, и другие есть, не знаю.

— Большое тебе спасибо. — Чареос дал ей серебряную монетку.

Когда девушка ушла, он запер дверь, сел у огня и подремал, пока к ним опять не постучались. Тогда он вынул саблю и спросил:

— Кто там?

— Я, сударь. Принесла вам еду и вино.