Трое уже полегли, остальные четверо образовали полукруг около безобразного верзилы в медвежьем полушубке.
— Хотите знать, как там, на вершине? — гнусаво выкрикнул он и выплюнул кровь на рыжую с проседью бороду.
Первый из неприятелей, напавший на него, наткнулся на сокрушительный удар в подбородок и растянулся на посыпанном опилками полу. Верзила, нагнув лысую голову, ринулся на трех оставшихся, но поскользнулся и упал, прихватив одного с собой. Чей-то сапог устремился ему в лицо — он размахнулся и сбил противника с ног. Потом взгромоздился на ноги, прислонился к стойке и сощурил глаза: двое оставшихся вытащили из-за поясов ножи. Верзила тоже достал из-за голенища длинный свежевальный нож, обоюдоострый и отточенный, как бритва.
Трактирщик тихо зашел сзади и нанес верзиле внезапный удар по шее. Глаза великана остекленели, нож выпал из пальцев, и он повалился ничком рядом со своими жертвами.
— Сейчас я вырву его поганое сердце, — прошипел один из его врагов, выходя вперед.
— Не советую, — сказал хозяин. — Он мой друг — мне пришлось бы убить тебя. — Трактирщик произнес это тихо, но с уверенностью, рассекшей удушливое облако гнева и насилия.
Человек с ножом вбил свой клинок обратно в ножны.
— Кто-нибудь в один прекрасный день непременно убьет его.
— Как ни печально, но это правда. — Хозяин поднял доску в стойке и опустился на колени рядом с поверженным. — Твои друзья живы?
Двое павших стонали, а третий пытался сесть.
— Живы. О какой это вершине он толковал?
— Не важно. Вон там у бочонка стоит кувшин с пивом. Пейте — нынче я с вас ничего не возьму.
— Это хорошо. Давай я тебе помогу. — Вместе они поставили великана на ноги и затащили в заднюю комнату, где ярко светила лампа и была приготовлена постель. Уложив приятеля, хозяин сел с ним рядом. У добровольного помощника гнев совсем прошел.
— Иди пей свое пиво, — сказал хозяин. — Моя жена тебе подаст.
Человек ушел, и хозяин пощупал пульс своего друга. Тот бился исправно.
— Ну, хватит притворяться, — усмехнулся трактирщик. — Мы одни.
Верзила открыл глаза и сел, откинувшись на подушки.
— Мне страсть как не хотелось убивать кого-то, — сказал он, показав в ухмылке сломанный зуб. — Спасибо, что помешал, Наза.
— Не за что. Почему бы тебе, однако, не оставить прошлое в покое?
— Потому что я был там. На вершине. Этого у меня никто не отнимет.
— Никто и не пытается, — с грустью сказал Наза. Великан закрыл глаза.
— Но все оказалось не так, как я мечтал.
— Так всегда бывает. — Наза встал и задул лампу. Позже он и его жена Маэль, убрав кружки, кувшины и тарелки, заперли дверь и сели рядом у догорающего огня. Маэль тронула мужа за плечо, и он с улыбкой потрепал ее по руке.
— Почему ты ему потакаешь? — спросила она. — Это уже третья драка за месяц, и делу от этого вред.
— Он мой друг.
— Будь он тебе взаправду другом, не доставлял бы тебе столько хлопот.
— Это правда, Маэль, родная моя, — но я чувствую, как ему худо, и его печаль передается мне.
Она поцеловала его в лоб.
— Слишком уж ты мягкосердечен — но за это я тебя и люблю, помимо всего прочего. И не жалуюсь больше положенного. Надеюсь только, что он тебя не разорит.
Наза посадил жену к себе на колени.
— Что ж с ним поделаешь. Он побывал на горе, а теперь ему некуда податься.
— На какой еще горе?
— Худшего толка. Сначала на такую гору взбираешься, а потом носишь ее на себе.
— Время слишком позднее, чтобы загадывать загадки.
— И то верно. — Он встал и поднял ее на руки. — Давай-ка я отнесу тебя в постель.
— В какую постель? В нашу ты уложил своего пьяницу.
— Верхняя комната свободна.
— И ты полагаешь, что достаточно молод, чтобы снести меня наверх?
Он усмехнулся и опустил ее на пол.
— Я мог бы — но лучше, пожалуй, мне приберечь свои скудные силы. Ступай вперед и зажги лампу — я сейчас приду.
Наза зашел в свою спальню и стянул со спящего сапоги. Второй нож звякнул об пол. Наза укрыл друга одеялом.
— Спокойной ночи, — шепнул он и закрыл за собой дверь.
