Призрак улыбки - [41]

* * *

Абсолютно уверен, что вы не рассчитывали на эпилог. Ведь получить его — все равно что пойти на похороны и вдруг увидеть, что усопший приподнялся и просит органиста сыграть «Пожалуйста, пойдем на танцы». Вы хотите подробного объяснения? Что ж, имеете право.

Судя по всему, когда люди, приехавшие на «скорой», взломали дверь (а вызвала их, испугавшись, что я не подхожу к телефону, Рэйко — Бог да благослови ее), я был почти мертв. В больнице мне сделали промывание желудка и подключили к реанимационным аппаратам, но, по словам врачей, шансы выкарабкаться были меньше пяти процентов. И тогда — как я узнал куда позже от маленькой, чуть прихрамывающей сестрички по имени Кики — возле меня появилась Рэйко с термосом, полным какой-то темной жидкости («цвета лепестков розы, перемешанных со шпинатом», как сказала Кики) и настояла на том, что будет вливать ее мне по несколько капель. Сговорчивая сестра рассудила, что (в малых дозах) народная медицина не повредит и ничего не сказала врачам. В результате после трех суток, проведенных без сознания, с рекордным — семнадцать раз — балансированием на грани смерти я небывалым образом пришел в себя и оказался, можно сказать, практически невредимым.

В это же время наш клуб распространил версию, согласно которой я попытался покончить с собой, приняв сильнодействующий полинезийский яд, которым мать снабдила меня для борьбы с грызунами, так как чувствовал, что последними неудачами на ринге подвел своих наставников и боссов. На Западе сказать: «Прощай, жестокий мир» считается шагом трусливым, необдуманным и почти неприличным. В японской традиции самоубийство всегда считалось разумной и даже благородной альтернативой земным мытарствам и прозябанию. Так что журналы подали случившееся в духе самурайских уходов из жизни, и в одночасье я из посмешища превратился в героя (листки с описанием моих преступлений благополучно завалились за письменный стол, и никто их не увидел).

Пока я лежал в коме, в нашем клубе случился другой скандал, немедленно вытеснивший «СУИЦИДНУЮ ПОПЫТКУ БОРЦА-СУМОТОРИ» с первых страниц популярнейшей периодики. Через три дня после моей госпитализации многолетняя любовница нашего босса появилась в дневном ток-шоу, чтобы, как было заявлено, представить составленную ею кулинарную книжку под названием «Рецепты с Гиндзы — восхитительное полуночное меню». Пытаясь унять охвативший ее мандраж, какая-то добрая душа налила ей немного виски, и в результате, порядочно захмелев, она объявила прямо в эфир, что глава нашего клуба спал с ней еще до своей дурацкой псевдоженитьбы, она родила ему двух замечательных сыновей, теперь готовится родить третьего и — безрассудно добавила она в завершение — очень просит не держать в ее доме незаконно купленного оружия: мальчиков так и тянет поиграть с ним.

Она все еще плакала в «Зеленой гостиной», когда удар достиг цели. Чванящаяся своей щепетильностью Ассоциация борцов сумо объявила о лишении Укэмоти Ояката, в прошлом ёкодзуна Куроками, всех его титулов и наград, а также о пожизненном изгнании его из мира сумо. (Вследствие этого он обратился к ремеслу актера, нашел свое амплуа в полицейских драмах и, насколько я слышал, вполне преуспел. Кто знает, может, отказ от двойной жизни принес ему облегчение.) Далее. Повергнув всех в полный шок, председатель Ассоциации объявил, что новым главой Клуба Укэмоти — лицом, получающим право на достославное именование Укэмоти Ояката, которым прежде владели отец, дед и прадед, становится его обманутая жена, Рэйко.

Не знаю даже, как объяснить, насколько резко это противоречило традиции. Ну, в общем, примерно так же, как если б в Соединенных Штатах загородный мужской клуб, строго придерживающийся антисемитской, расистской и гомофобной политики, вдруг открыл свои двери для женщины, полуеврейки-полунегритянки со стопроцентно лесбийской ориентацией. Однако, несмотря на все это, Рэйко с готовностью приняла беспрецедентное предложение. В конце концов, она была представителем четвертого поколения семьи сумо и знала об этом виде спорта больше, чем кто-либо на земле. Она немедленно подала на развод со своим опозорившимся мужем и, как только я наконец открыл глаза и начал дышать с помощью собственных легких, обратилась ко мне с вопросом: не хочу ли я разделить с ней обязанности по управлению клубом. Прозвучало это как вполне деловое предложение, и только в следующую минуту я понял, что речь идет о вступлении в брак.

Думаю, Рэйко знала, каким будет мой ответ, но я был тронут ее предложением, а она проявила чуткость и понимание, когда я сказал, что считаю необходимым идти по жизни иным путем. Сейчас мы друзья (и даже больше чем друзья: деловые партнеры). Когда недавно она вышла замуж за только что прекратившего выступления сэкивакэ из конкурирующего клуба (он моложе ее, но его семья связана с сумо почти так же давно, как семья Рэйко), я искренне пожелал ей счастья. Думаю, я любил ее, но любил с легкомысленным непостоянством, которое было мне свойственно; она заслуживала куда большей преданности.

Когда я наконец собрался в полном одиночестве покинуть больницу, неожиданно появились визитеры.