Призрак с Кейтер-стрит - [2]
Странно, люди так часто говорят, что они уверены, когда имеют в виду, что они не уверены.
— Мистер Дизраэли умер вчера, — ответила Шарлотта. — Меня эта книга не развлекла бы. Не сейчас.
— Мистер Дизраэли? Дорогая моя, это такая потеря! Меня никогда не волновал мистер Гладстон, но не говори об этом отцу. Он напоминает мне нашего викария.
Шарлотта едва удерживалась от хихиканья.
— Тебе не нравится викарий, мама?
Мать тут же спохватилась и стала серьезной:
— Нет, почему же… Теперь, пожалуйста, пойди и подготовься к чаю. Ты забыла, что тетушка Сюзанна придет к нам на чай?
— Но не раньше, чем через полтора часа, — запротестовала Шарлотта.
— Тогда иди и займись рукоделием или продолжи рисовать картину, над которой ты трудилась вчера.
— Но классно не получается…
— Не используй жаргон, Шарлотта. Надо говорить «не получается хорошо»… Я понимаю. Тогда, может быть, ты доделаешь одеяла и отнесешь их завтра жене викария? Я обещала, что мы их ей доставим.
— Ты полагаешь, они действительно достаются бедным? — искренне удивилась Шарлотта.
— Я не знаю. — Лицо матери слегка расслабилось; сама мысль об этом пришла ей в голову впервые. — Я никогда не думала о жизни бедных. Но викарий уверяет нас, что они бедствуют, и мы должны полагать, что он знает это наверняка.
— Даже если он нам совершенно не нравится.
— Шарлотта, пожалуйста, не дерзи. — Но никакой строгости в ее голосе не звучало. Сама того не желая, Шарлотта попала в точку и поняла это. Мать не обиделась на нее, она рассердилась на себя.
Шарлотта послушно вышла из комнаты и отправилась наверх. Она решила закончить шить одеяла — когда-нибудь это должно быть сделано.
Чай сервировала Дора, девушка из кухни, в одной из дальних комнат. Чаепитие было самой непредсказуемой процедурой. Оно всегда начиналось в четыре часа и всегда (когда они были дома) в той же комнате с бледно-зеленой мебелью, с большими окнами с видом на газон. Сейчас окна были закрыты, несмотря на то что яркие косые лучи весеннего солнца освещали траву и последние желтые нарциссы. Это был крошечный сад — небольшой, несколько ярдов, газон, маленькая клумба с цветами и одинокая тонкая березка около стены. Больше всего Шарлотте нравились розы, которые цеплялись за старую кирпичную стену и карабкались вверх. Целое лето с июня по ноябрь было украшено ими, старыми розами. В грозу они раскидывали в беспорядке свои ветви, покрывая почву под собой ковром из листьев и лепестков.
Непредсказуемой была компания, которая собиралась к чаю. Либо они приглашали кого-то и тогда усаживались вокруг гостя на неудобные стулья в другой удаленной комнате и вели какие-то неуклюжие разговоры; или к кому-то из домочадцев гости приезжали сами. Сара была знакома с одной супружеской парой, чьи разговоры Шарлотта находила неописуемо скучными. Друзья Эмили были немного лучше: они обсуждали всякие романтические дела, фасоны и кто за кем ухаживал.
Большинство маминых друзей были холодны, чопорны, говорили с полным осознанием своей правоты, но там было, по крайней мере, двое, чьи воспоминания Шарлотта любила слушать… воспоминания о старых обожателях, которые давно погибли в Крыму, Севастополе, Балаклаве в кавалерийских атаках, а также о тех немногих, которые возвратились с поля битвы. Также они рассказывали со смесью обожания и неодобрения о Флоренс Найтингейл[4], «такой неженственной, но вы должны уважать ее за смелость, моя дорогая. Не леди, но англичанка, которой мы все должны гордиться!».
Бабушкины друзья интересовали Шарлотту даже больше. Не то чтобы они нравились ей, разве что немногие. Это были необыкновенные, постоянно несогласные друг с другом старые леди. Но миссис Селби было уже за восемьдесят, и она могла помнить Трафальгарские события, смерть лорда Нельсона, черные ленты на улицах, рыдающих людей, черные рамки в газетах. Она утверждала, что все это помнит. Она часто говорила о Ватерлоо и великом герцоге, о скандалах императрицы Жозефины, о возвращении Наполеона с Эльбы и о его ста днях. Большую часть рассказов она подслушала в гостиных, таких же, как эта, может быть, более аскетичных, с меньшим количеством мебели, светлее, в стиле новой классики. Тем не менее это волновало Шарлотту острее, чем окружающая реальность.
Но сейчас был 1881 год, время, далекое от тех событий и наполненное иными событиями: смертью мистера Дизраэли, газовыми фонарями на улицах, женщинами, принятыми в Лондонский университет… Королева стала императрицей Индии, и ее империя распространялась во все уголки земли. Джеймс Вольф и равнины Авраама, Роберт Клайв и Уоррен Гастингс в Индии, Ливингстон в Африке и Зулусская война стали уже событиями истории. Альберт, принц-консорт, умер от тифа уже двадцать лет назад, Гилберт и Салливан уже написали несколько опер, таких как «Фрегат ее величества „Пинафор“».
Сегодня навестить маму пришла миссис Винчестер. Она, конечно, скучная; зато здесь тетя Сюзанна, и это превосходно. Она была младшей папиной сестрой. На самом деле ей только тридцать шесть лет, она на девятнадцать лет моложе папы и лишь на десять лет старше Сары. Тетя Сюзанна больше была похожа на кузину. Они не виделись долгих три месяца. Ее не было в Лондоне, она уезжала в Йоркшир.
