Призрак потерянного озера - [34]

Он не стал распространяться о том, какого рода были эти услуги, но мне подумалось, что индейцы другого племени, потомки которых живут теперь в деревне у Потерянного Озера, не просто так были враждебны к Мак-Ларенам и что, наверное, не только высокомерие последних, когда они пользовались здесь правами лендлордов, было причиной этой вражды. А с другой стороны, если этот первый Мак-Ларен мог таким образом узаконить свои права на землю, он, может быть, и действительно женился на этой девушке.

– Эспадон, – продолжал Эрик, – это просто приблизительный перевод имени того индейского вождя, которому земля принадлежала раньше. Очевидно, первые Мак-Ларены действительно смешали кровь с индейцами, но кровь белых все же доминировала, потому что в восемнадцатом веке были не очень-то терпимы к таким вещам, и для полноправных собственников этой земли индейская кровь не просто была неприемлема – Мак-Ларенам и Эспадонам надлежало абсолютно забыть о ней.

И все-таки, если первый Мак-Ларен или его потомки явно не лучшим образом относились к индейцам, то почему же одна из ветвей рода продолжала носить имя индейского происхождения? Как же – ведь его дед говорил об этом – Эспадонов звали на английском? Блэйд? Это значит "клинок" Разве у индейцев были какие-то клинки – или ножи – до прихода белых? Кремневые ножи, может быть? Или имя как-то связано с переносным значением слова? Например, стрелка травы. Или копье. Я решила про себя непременно посмотреть значение слова espadon во французском словаре, когда вернусь в дом.

– Я никогда не слышала, чтобы индейцы здесь строили из камня. Вы уверены, что это не колониальная постройка?

– Разумеется, не уверен, – несколько раздраженно ответил Эрик. – Я не претендую на звание историка. Но в Южной Америке индейцы умели строить из камня. Я не вижу причин, почему это невозможно в Северной.

Я подавила улыбку, спросив себя, сознает ли он, как сильно его рассуждения напоминают построения его деда.

– Мне кажется, что в Южной Америке индейцы создавали только пирамидальные формы. У них, по-моему, даже не было понятия круга и ничего такого. Они же даже колеса не знали.

– Ну и что, наши индейцы оказались умнее – только и всего! – отрезал Эрик.

И мы рассмеялись.

– Мне всегда эти истории о викингах, приплывавших сюда будто бы еще до Колумба, казались ужасно нелепыми, – сказала я. – В конце концов, они могли бы оставить какие-то следы – настоящие, я имею в виду, а не эти "может быть". Это было не так уж и давно – в историческом масштабе, я хочу сказать. Остатки индейских культур, которые находят, гораздо древнее. Похоже, тот, кто выступает с подобными гипотезами, имеет единственную цель – поднять шум вокруг своего имени. Некоторые заходят еще дальше. Например, кто-то заявил, что индейцы на самом деле – десять пропавших колен Израиля.

– Этого я никогда не слышал, – Эрик явно оценил эту идею по достоинству. – И я надеюсь, что дедушка не услышит ее никогда. Если придется окончательно расстаться с мечтой о викингах, то он запросто может решить, что это остатки храма царя Соломона.

Я сделала попытку получше рассмотреть комнату, но она была так загромождена всяким хламом, что я постоянно на что-то натыкалась.

– Я рисую наверху, – объяснил Эрик. – Крыша почти полностью обвалилась, так что у меня там и небо, и солнце, и все прочие удовольствия.

Избегая его взгляда, я сказала:

– Кажется, сокровища должны быть зарыты где-то в этом самом месте.

Он ничего не ответил. Было ясно, что он не расскажет об этом ничего, если его не попросить. И я попросила:

– Расскажите. Сокровища – они, правда, существуют? Или – существовали когда-то?

Он уселся на какой-то чемодан и задумался.

– Сказать вам правду, я даже не знаю. В детстве я над этим только смеялся. Я был уверен, что никаких сокровищ нет. Это была просто сказка – такое, знаете, исключительно семейное предание. Это тоже ведь своего рода сокровище – для ребенка, по крайней мере. – Он нахмурил брови. – А теперь... В общем, я не уверен. Мне было... я тогда кончал школу, когда дедушка начал вести эти таинственные разговоры: что, мол, все мы ошибались насчет этих сокровищ, что, если бы он захотел, он мог бы кое-что рассказать нам... в общем, подобная чепуха. Мама говорила, что просто не надо обращать на это внимания: старики не всегда отличают правду от своих вымыслов. А отец... он пытался говорить то же самое, но я видел, что сам он не был твердо уверен, что это только вымысел. И с нами всеми здесь происходит, по-моему, то же самое.

– А ваш дед говорил что-нибудь о том, что представляют из себя эти сокровища?

Эрик покачал головой.

– Никогда. Иногда, особенно после этой истории с викингами, я думал, что он имеет в виду саму эту башню. Но она всегда на виду, а о сокровищах он говорит, как о чем-то скрытом и бесценном... В общем, он продолжает утверждать, что никто из нашей семьи не достоин их и что он лучше передаст все тому, кто сможет действительно понять и оценить. Например, очередной секретарше.

– Это одна из навязчивых идей Маргарет?

– Это одно из наших здравых предположений. Или, если точнее, страхов. Может быть, никаких сокровищ вовсе и нет, но остаются земля, дом, какие-то деньги, наконец. Достаточно, чтобы какая-нибудь предприимчивая молодая особа сочла выгодным для себя ухватиться за это.