Призрак Небесного Иерусалима - [36]

Теперь представьте себе Юльку – с еще не полностью смазанным праздничным макияжем, но уже на смятых шелковых простынях и в кружевном белье. Вокруг догорают благовония. Она вскочила и начала крушить все вокруг, как булгаковская Маргарита у критика Латунского. А потом оделась, сама разорвала на себе чулки и – пошла в районное отделение полиции. Написала заявление об изнасиловании. Под утро уже прошла медицинское освидетельствование. Затем пришла на работу – как потом объяснила, – только чтобы мне все рассказать. История с заявлением меня испугала: Юлька, говорю, как ты можешь подавать на изнасилование на человека, чьего ребенка, собственно, ты носишь? Она, помню, от меня отвернулась и сказала, резко так, что ребенка к моменту суда уже не будет.

Я очень тогда переживала, уговаривала то забрать заявление и оставить ребенка, то забрать заявление, сделать аборт и забыть негодяя. Но, говоря откровенно, я не была уверена, что она просто хочет его напугать. Не пойдет до конца. Я, если честно, сама тогда была в запарке: искала, оформляла, влезая в долги, эту свою квартиру… Просто заметила, что Юлька опять ушла в депрессию, но «Пофигин» ей уже не помогал. Пару раз я пыталась поговорить с ней насчет хорошего психиатра, но она только отнекивалась: мол, отомщу этой гадине, тогда и настроение само улучшится. Но… процесс прошел плохо. В том смысле, что мужика этого не засудили: нашлись люди, свидетельствовавшие, что у них был роман – они ведь особо не скрывались. Товарищ честно подтвердил, что Юлька объявила о своей беременности, адвокат сказал, что, прежде чем обсуждать что бы то ни было, надо бы получить результаты медицинской экспертизы – а был ли ребенок? Обвинитель возражал, что это ничего не значит… Но испортила все окончательно именно Юлька – она так старалась, такие давала подробности, что впала в тихую истерику прямо во время дачи показаний: ей не поверил бы уже даже самый доверчивый присяжный. Во время дачи показаний произошел еще один очень неприятный эпизод – законная супруга обвиняемого вскочила со своего места и стала выкрикивать какие-то проклятья… Я, по правде говоря, часто потом это вспоминала после Юлиной ужасной смерти. Даже окольными путями узнавала, как там у него в Питере дела. Из конторы нашей он уволился, но были в питерском офисе люди, которые поддерживали с ним отношения. Говорят, все у мужика благополучно: дети растут, жена любит и ублажает – видно, испугалась, как бы не отобрали-таки сокровище. Но, думаю, он сейчас пуганый воробей. На рожон не полезет – за изнасилование он мог схлопотать до пятнадцати лет, это вам не по сусалам получить от обманутой жены за адюльтер.

А Юля… Юля тоже уволилась – ушла работать простым секретарем в какую-то мелкооптовую фирмочку. Я несколько раз ей звонила, пыталась встретиться, но как на стенку натыкалась. А потом… – Танины губы задрожали. – Господи, жалко-то как! Какая неприкаянная душа! Говорят, адвокат противоположной стороны хотел даже ее привлечь за клевету. Не знаю, чем там дело кончилось. Наверное, обвинение все-таки сняли. – Таня усмехнулась безрадостно: – Как же мы, по сути, все одинаковы: хотим любви, наступаем, наступаем, потом идем на попятную. Юля просто оказалась на запретной зоне – туда нельзя заходить, даже если очень больно и хочется отомстить. – Таня машинально провела рукой по спутавшимся волосам. – Когда же я наконец попаду в парикмахерскую, а?

– Если хотите, – тихо сказала Маша, – я могу погулять с близнецами, пока вы будете стричься.

– Правда? – вскинула Таня на нее вмиг загоревшиеся глаза. И сразу же снова потухла. – Да нет, это не серьезно: вы занятый человек, на службе, я как-нибудь сама.

– Я на сегодня уже свободна, – улыбнулась ей Маша. – И если рискнете оставить со мной малышей…

Таня покачала головой:

– Нет, спасибо вам большое, но, наверное, не рискну. Боюсь за вас – они уже скоро проснутся. Но за предложение я вам – правда! – очень благодарна.

И они медленно пошли к выходу из парка. И обе думали о девушке Юле. Таня – о женском бессилии, которое так легко перерождается в подлость. А Маша обдумывала фразу Тани о запретной зоне. Темная сторона. Юля вошла туда лишь однажды, ослепленная проросшей сквозь любовь ненавистью. И беззвучно захлопнулась дверь.

А она и не заметила, как за спиной встал убийца…

Кутафья башня Иннокентий

Иннокентий сидел на табуретке, мрачно размышляя о том, что костюм придется-таки сдать постфактум в химчистку. У друга Коляна было грязно. Иннокентий подумал, что такой грязи он не видел никогда – это была Грязь, возведенная в философский принцип. И последние полчаса Кентий беседовал с философом и ужасно страдал при этом. Друг Коляна был не из простых пьяниц, а с «принципами». Это те, которые отличаются от пьяниц «с понятиями» как небо и земля.

По понятиям – бутылка должна быть на троих, и хорошо бы с закусью. А по «принципам» – питие освящено свыше и является самым достойным занятием для человека думающего.

– Никому не мешаем, – вещал Леонид, молодой человек с бесхарактерным подбородком и тонкими руками пианиста. – Не ввязываемся в эти ваши игры в менагеров, сидение в офисе, дешевые попытки оправдать свое существование. А мы – не оправдываем, in vino – veritas! – указал он ногтем с траурной каймой куда-то в облупившийся потолок.