Призрак музыки - [46]

– Ольга Васильевна, мне очень жаль вам это говорить, но вам придется подыскать себе другого адвоката, – сказал Храмов.

– Почему? – оторопела Ольга.

Она ожидала чего угодно, только не этого.

– Видите ли, я не могу больше заниматься вашим делом.

– Но почему?

– По семейным обстоятельствам. Мне нужно уехать как минимум месяца на два, а может быть, придется задержаться и подольше. Вы уж извините, что так получилось, но я действительно не могу заниматься вашим делом сейчас. Найдите себе другого адвоката, а аванс, который вы мне выплатили, я вам верну. Полностью.

– Нет, зачем же, – вяло ответила Ольга, – вы же работали, тратили время… Оставьте себе хотя бы часть денег, вы их заработали.

– Нет, Ольга Васильевна, у меня есть свои правила. Я беру деньги только в том случае, если довел дело до конца, то есть сделал все, что от меня зависело. Давайте не будем это обсуждать, аванс я верну. Поверьте, мне очень жаль, но я вынужден отказаться. Если вы найдете другого адвоката, можете рассказать ему о той линии защиты, которую я избрал. Может быть, она покажется ему перспективной. Хотя, возможно, он сможет придумать что-нибудь получше.

Ольга обессиленно присела на диван в гостиной. На нее навалилась давящая усталость, руки и ноги, казалось, оцепенели и уже никогда больше не смогут двигаться. Нужно искать другого адвоката… Где его искать? Снова идти к тому старому юристу и просить еще об одной консультации? Ну и кого он посоветует? Опять какого-нибудь молокососа, который возьмется за дело, а потом откажется, не устояв перед перспективой поехать в отпуск на теплое море. В том, что Храмов отказался от дела как раз по этой причине, Ольга не сомневалась. Лето, невыносимая московская жара, какой уважающий себя человек будет торчать в городе, если есть хоть малейшая возможность плавать в прохладной воде и дышать горным или морским воздухом, а не тяжелыми выхлопными газами, от которых першит в горле и слезятся глаза. Одни, богатые и счастливые, поедут отдыхать, а другие, на которых обваливается неожиданная беда, будут сидеть в московских квартирах, не спать ночами, плакать и ждать чуда. Которое так и не случится.

На всякий случай Ольга, достав записную книжку и найдя нужный номер, позвонила тому старому адвокату. Ей вежливо ответили, что он уехал из Москвы и до середины сентября не вернется. Ну конечно, с горечью подумала Ольга, богатые и счастливые могут себе это позволить.

Она услышала, как из комнаты сына вышел Михаил и направился на кухню. И Ольга решилась. В конце концов, она должна сделать все, что от нее зависит, чтобы спасти человека, который ей доверился. И плевать на самолюбие.

– Миша, можно мне поговорить с тобой?

– Поговори, – равнодушно бросил Михаил.

Он стоял посреди кухни в джинсах и с обнаженным торсом и заваривал себе чай. Ольга невольно залюбовалась его широкими плечами, даже небольшой жирок на талии не портил его. Хотя у Георгия и этого жирка не было, он весь состоял из одних мускулов. «Да что я их сравниваю, – сердито одернула она себя. – Михаил – мой муж, и я буду отныне ему верна. Каким бы замечательным ни казался мне Георгий».

– Миша, я наняла адвоката для Дударева. Ну вот, он проработал неделю, собрал какой-то материал, а теперь отказывается от дела.

Ольга сделала паузу, ожидая реакцию мужа.

– Ну и что? – все так же равнодушно спросил Михаил.

– Пожалуйста, помоги мне найти другого адвоката. Только не такого сопляка, как этот, а серьезного человека, который возьмется за дело и уже не откажется от него из-за пустяка.

– Совсем с ума сошла? – Глаза Ермилова мгновенно налились гневом. – Ты что себе позволяешь? Ты сначала изменяешь мне, а потом, когда твой любовник убивает свою жену, а я его почти сажаю, ты просишь сначала, чтобы я его отпустил, а теперь требуешь, чтобы я ему адвоката искал? Ты за кого меня принимаешь? За тряпку безвольную, которая будет плясать под твою дудку? Не будет этого. Ни-когда. Так и запомни.

Он взял большую чашку с чаем и повернулся, чтобы выйти из кухни, но Ольга перегородила ему путь.

– Миша, пожалуйста… Я все понимаю, и ты не представляешь, как сильно я чувствую свою вину. Я проклинаю себя за то, что сделала. Но я это уже сделала, и изменить это невозможно. Ты можешь обойтись со мной как угодно, только не бросай меня в беде, я прошу тебя. Я должна помочь этому человеку, потому что он попросил меня о помощи. Он тоже в беде, и я не могла ему отказать. Я обещала. А пообещать человеку помощь и бросить его на произвол судьбы – это подло. Я так не могу. Я никогда больше не буду с ним встречаться, я даже не вспомню о нем, но свои обещания я должна выполнить.

– Изменять мужу тоже подло, но тебя это соображение почему-то не остановило, – холодно заметил Ермилов.

– Это было помрачение рассудка. Миша, поверь, такое помрачение рассудка бывает хоть раз в жизни с каждым человеком, только с одними это происходит раньше, когда они еще не состоят в браке, с другими позже. Но это бывает с каждым. Это как корь или ветрянка, этим болеют все, только одни в детстве, и тогда это проходит легче, а другие – когда становятся старше, и болеют они тяжелее. Мишенька, я все понимаю, я себя казню, ты даже представить себе не можешь, как я себя казню. Это было и прошло. Остался только моральный долг, чисто человеческий. Нельзя бросать людей в беде, даже если эти люди тебе никто.