Призрак киллера - [55]

— Я не сказал, что вы проститутка, — поправил ее Щелкунчик. — Я только сказал вам, что вы неприлично обращаетесь к посетителям.

— А как к вам еще обращаться? — спросила баба, и этот ее вопрос прозвучал в смысле: «А ты кто такой?»

— Господин, гражданин, — пояснил Щелкунчик рассеянно. — В крайнем случае уж лучше сказать «товарищ», хоть я вам и не товарищ вовсе. Но все-таки это пристойнее, чем обращение «мужчина».

Лицо официантки сделалось таким, что по нему было отчетливо видно — при случае она недрогнувшей рукой расстреляла бы этого интеллигента паршивого где-нибудь в овраге. По приговору революционного трибунала… Согласно здоровому классовому чутью… Больно грамотный, много слов знает. И вообще — шибко много о себе думает.

Может быть, Щелкунчик и продолжил бы процесс воспитания глупой тетки и в конце концов научил бы ее, как надо разговаривать с посетителями в эпоху рыночных отношений, но у него больше не было на это времени. Женщина за соседним столиком встала, вместе с ней поднялся и Черняков.

Он расплатился, взял со стола свою пачку сигарет и, поддерживая женщину за локоть, бережно повел ее к выходу. Вид у него был при этом такой, будто он намерен подняться со своей спутницей в номер и нежно поцеловать ее.

Наверное, все посетители ресторана именно так и подумали. Но только не Щелкунчик — ему-то было известно, что Черняков ни за что не приблизится к ее номеру, так как ему одному тут было известно, что за страшная смерть ожидает того, кто войдет туда.

Щелкунчик встал и пошел в холл следом. Ему нужно было не пропустить момент прощания.

Черняков стоял посреди холла и долго прощался с женщиной. Он действительно поцеловал ей руку, говорил что-то приятное, вероятно, напутственное. Желал приятного сна…

Прощание было нарочито долгим и демонстративным, как Щелкунчик заранее и предполагал. Дама переминалась с ноги на ногу и явно находилась в нетерпении. Лицо у Чернякова было спокойное, доброжелательное. Щелкунчик с интересом всматривался в этого профсоюзного лидера, ему было любопытно. Сам-то он давно научился брать себя в руки перед убийством и после него, но полагал, что такой выдержке следует тренироваться. А тут, сейчас, перед ним был вовсе не профессионал, как он сам, а обычный крупный чиновник. И что же? Разве можно было по его глазам и лицу предположить, что он разговаривает с женщиной, которая через несколько часов будет мертва по его приказу?

«Нет, что-то творится в обществе, — грустно подумал Щелкунчик. — Скоро моя профессия станет никому не нужной. Действительно, зачем пестовать и нанимать киллера, если убивать теперь способен всякий? Если даже крупный профсоюзный чиновник в мгновение ока превращается в убийцу и не испытывает при этом никаких внутренних сложностей, если даже ему это сделать легко, то, наверное, потребность в моих услугах скоро отпадет совсем. Просто убивать будет каждый».

Ему вспомнилась старая советская песенка: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой…»

Наверное, теперь, в наше время, когда изменилась сама страна, слова этой песенки можно несколько изменить: «Когда страна прикажет стать убийцей, у нас убийцей становится любой…» Ха-ха-ха…

Наконец Черняков запечатлел на руке женщины свой последний «иудин поцелуй» и решил, что представление можно заканчивать. Они попрощались, и женщина пошла к лестнице. Черняков поднял руку и помахал ей вслед. Очень дружелюбно — отправляя ее в могилу…

Потом он резко повернулся и пошел на улицу, где его, наверное, ждала машина с шофером. Или он нанял такси, чтобы свидетель того, как он уехал домой, был совсем незаинтересованный?

Щелкунчик бросился вслед женщине, которая к тому времени уже успела подняться на второй этаж. Он нагнал ее и в ту секунду еще не знал, что будет говорить. Наверное, это было довольно безумно и рискованно, потому что какая приличная дама станет поздно вечером разговаривать о чем-то серьезном с незнакомым человеком?

Но ведь другого выхода не было. Не позволять же ей идти к себе в номер и ложиться спать…

— Извините, — сказал Щелкунчик, обогнав женщину и преграждая ей путь. — Простите меня, пожалуйста, но мне нужно с вами поговорить.

Лицо его было серьезное, он не улыбался и стоял прямо, ровно, опустив руки по швам, как на торжественном построении.

Дама подняла глаза на него и с недоумением взглянула на возникшее перед ней неожиданное препятствие.

— О чем? — спросила она, видя, что перед ней не пьяный и не сумасшедший.

— Важный разговор, — строго сказал Щелкунчик, не двигаясь. — Очень важный. Он касается вас. Я прошу вас пройти ко мне в номер, и там мы сможем поговорить. Обещаю вам, что ничего дурного не произойдет.

— Обещаете? — усмехнулась уголками губ женщина. — Гарантируете?

Она явно смеялась над ним. Наверное, она подумала, что перед нею просто оригинал, который облек свои приставания в столь странную и неожиданную форму. Лицо Щелкунчика будто окаменело, а выправка стала еще строже.

— Я понимаю, что вы сейчас думаете, — сказал он. — Но уверяю вас, у меня действительно серьезный разговор.

Женщина помялась, ее глаза скользнули сначала по фигуре Щелкунчика, потом по пустынной лестнице.