Призрак дракона - [22]

Орег медленно опустился на пол на стуле, поднялся на ноги и предусмотрительно отошел в дальний угол комнаты, подальше от меня. Нарцисс проникся ко мне полным доверием гораздо быстрее. Хотя ему для этого потребовалось забыть всего лишь четыре года прошедшей жизни…

— А чего ты боишься? Что страшного может сделать тебе твой дядя? — невозмутимо заговорил Орег. — Тебе ведь… давно не двенадцать лет. Мне кажется, притворство приносит тебе больше страданий, чем защищает от чего бы то ни было.

— Я должен прогуляться. Пожалуй, немного прокачусь, — заявил я, резко поднимаясь и выбираясь из ванны, не обращая внимания на то, как испуганно вздрогнул Орег. — Надо проветрить мозги.

Я схватил полотенце и принялся вытираться, погружаясь в раздумья.

А ведь Орег все верно сказал. Независимо от того, насколько порядочным или непорядочным человеком был мой дядя, мне давно следовало поведать ему о своей тайне. Но именно этого я и боялся.

О необходимости рассказывать Дараху про свое притворство, рожденное страхом перед отцом, было неприятно даже думать. Я разговаривал об этом лишь с Орегом, но он знал недавно умершего Хурогметена не хуже, чем я, и видел, как родитель избивает меня до полусмерти…

Смешно! Я, на протяжении трети своей жизни прикидывавшийся идиотом, боялся оказаться в положении дурака!..

Ухмыльнувшись, я отбросил в сторону полотенце и прошел к шкафу.

— Когда вернусь с прогулки, пойду и расскажу дяде, что на самом деле я не настолько глуп, каким меня привыкли считать.

Ездить подолгу на Нарциссе я еще не решался. А сейчас мне требовалась такая прогулка, которая для его перевоспитания не принесла бы никакой пользы. В горах я катался обычно на крупной гнедой кобыле по имени Перышко. На ее широком лбу красовалось белое пятно, похожее на лебединое перо, поэтому-то я и дал ей такую кличку. У нее была широкая кость и мощные ноги, и она обожала быстро бегать, что мне сейчас и требовалось.

Ей доставляло истинное удовольствие нестись вверх и вниз по Хурогским горам, а мне частенько хотелось просто исчезнуть из дома. Мы поднимались по горным тропинкам, летели по узким ущельям, и я, зная, что обязан показывать Перышку направление, находился в постоянном напряжении и таким образом отвлекался от тревожных мыслей.

Мы проводили в горах по нескольку часов. Я ни о чем не думал, лишь слушал стук копыт своей лошади и ее мерное дыхание. Только когда она уставала и сбавляла скорость, я разворачивал ее назад.

Путь, который я выбрал сегодня, был весьма опасным — тут и там дорога резко сворачивала то вправо, то влево. Мы оба прекрасно это знали. Обычно, достигнув поваленного молнией дерева на скалистом хребте, я останавливал Перышко, и мы поворачивали назад, причем ехали домой с меньшей скоростью.

Сегодня же, когда поваленное дерево осталось позади, Перышко была еще полна сил, а я продолжал чувствовать себя совершенно растерянным.

Мы свернули на внезапно возникшем перед нами повороте, и я подался вперед всем своим немалым весом, чтобы помочь кобыле осмотреться в незнакомом месте на крутом склоне. Вдруг земля под ее копытами дрогнула и стала обваливаться.

Мы могли запросто сорваться вниз, но я, действуя чисто инстинктивно, плотно прижался к напряженному телу лошади и ударил ногами ей в бока, заставляя рвануть вперед.

Мы двигались дальше, пока не очутились на неустойчивой площадке. В расположенном внизу ущелье росли невысокие деревья. Высота была небольшой, но из-за деревьев прыгать представляло собой немалую опасность. Идти назад мы не могли, оставался один выход.

Кобыла подошла к краю обрыва и, с силой оттолкнувшись, бросилась вниз.

Любая другая лошадь, хоть на каплю менее смелая, чем Перышко, не решилась бы на столь отчаянный поступок. Не знаю, как она сумела так ловко приземлиться на небольшую лужайку, как я усидел в седле. Казалось, произошло настоящее чудо.

Кобыла содрогалась от напряжения и пережитого потрясения, ее дыхание было прерывистым и громким. У меня по лбу текли струйки холодного пота.

— Перышко, девочка моя, — пробормотал я, придя в себя, и принялся гладить ее по шее.

Через некоторое время она тоже немного успокоилась и добродушно фыркнула, отвечая на мои ласки.

Мы спустились вниз по ущелью и направились домой. Когда половина пути уже осталась позади, Перышко окончательно пришла в себя.

А у меня все клокотало внутри. По моей вине мы оба чуть не распрощались с жизнью.

Как только вернусь домой, сразу поговорю с Дарахом , — твердо решил я.

Когда мы въехали во двор, где располагались конюшни, я увидел конюхов, которые суетились вокруг незнакомых мне лошадей. Животные выглядели еще более измученными, чем моя бедная кобыла. По серо-золотым цветам недоуздков я понял, что эти лошади принадлежат Гарранону.

Гарранон был известным человеком из Оранстона и, кроме того, приближенным верховного короля. Обычно большую часть времени он проводил при дворе или во владениях многочисленных знакомых. Лордам Оранстона, даже королевским любимцам, запрещалось постоянно находиться в собственных имениях. Этот закон был принят после подавления Оранстонского восстания.

Я не мог понять, что могло привести Гарранона в Хурог.