Призрак бродит по Техасу - [35]

— Разумеется, сыграть хорошо — это главное, — ответила она без всякого энтузиазма.

Отец Франциск, проходя мимо Розы в развевающейся сутане, сказал:

— Пятьдесят "Богородице Дево" и пятьдесят "Отче наш". Сеньорита Ламар, — добавил он, — посоветуйтесь со своей протестантской совестью. И, пожалуйста, не въезжайте больше на лошади в мою церковь.

Створки двери распахнулись перед нами — каждую толкали четверо мексов, и мы спустились в мелкое море пылающих факелов, смуглых лиц и шума.

Глава 7. НА КЛАДБИЩЕ

Я встретил Убийство при свете зари В маске подобной лицу Каслри.

Угрюм был всадник и невозмутим. Семь злобных ищеек бежали за ним.

И жирных — одна жирнее другой, Но тайны тут не было никакой.

Одно за другим и так без конца Бросал он им человечьи сердца.

Перси Биши Шелли. "Маска Анархии".

Уютно закутавшись в плащ и опустив капюшон, я сидел в глубине эстрады на самом крайнем в ряду из стульев, которые заняли мои новые товарищи. Внешне я был безмятежно спокоен. Внутренне же бешено негодовал на представление, устроенное Революционным комитетом.

В нем не было изюминки. Ему не доставало шика. Короче говоря, препаршивейшая постановка.

А что до огня, который должен был воспламенить массы, так от него не загорелся бы и фосфор!

И ведь нельзя было сказать, что выступают они перед малочисленной или неотзывчивой публикой. От эстрады до купающихся в лунном свете домиков в цветах, выплескиваясь с одной стороны на улицу, а с другой упираясь в кладбище, колыхалась сплошная масса задранных кверху маленьких лиц, над которыми там и сям стлалось по ветру пламя факела, по-своему столь же живописное, как вертикальные язычки огня над свечами. Зрители иногда отзывались на выступления — очень жидкими аплодисментами и вялыми криками, причем было ясно, что сигнал подают рассеянные в толпе клакеры. И все время ветер доносил к нам смолистый запах марихуаны, словно где-то горел сосновый бор.

Толпа была такой огромной и устроен митинг был так открыто, что я краешком губ спросил Рейчел:

— Сердце мое, каким образом вам на Терре сходят с рук подобные сборища? Даже глухонемой слепец почует его с расстояния в пять километров. Твой папенька и его вольные стрелки, возможно, и туповаты, но…

— Подлый изменник, как ты смеешь заговаривать со мной? — ответила она тоже вполголоса. — Да, от этих грязных мексов воняет. После революции они соскребут с себя грязь, будут принимать душ — и с удовольствием! Папочка же и прочие убеждены, что подобные митинги обеспечивают мексам безобидный способ спускать пары. Так сказать, эквивалент кока-колы в эмоциональном плане, но…

"И ведь они абсолютно правы, душка!" — подумал я, однако промолчал.

— …но сегодня мы им покажем, верно, черный мерзавец? — закончила Рейчел, пожимая мне руку. Поступки и слова женщин, ведущих любовную игру, редко соответствуют друг другу.

"Любимая, ты и представить себе не можешь, что мы покажем!" — подумал я, и опять ничего не сказал, а только ответил на ее пожатие. Много долгих секунд спустя она гневно отдернула руку.

Вдруг над низкой грядой холмов за Мекстауном возникло яркое пятно света, обведенное ореолом, а потом исчезло. Словно еще одна луна начала было восходить, но передумала. Мое сценическое воспитание научило меня никак не реагировать внешне на громкие звуки, не имеющие отношения к спектаклю, на шорохи и движение в рядах зрителей и даже на запах дыма. Однако на этот раз мне было трудно сохранить невозмутимость, и я поразился тому, что ни актеры, ни аудитория словно бы ничего не заметили — на эстраде кое-кто слегка вздрогнул, несколько голов в толпе обернулось, кто-то привстал на цыпочки, но и только. Я коснулся пальцев Рейчел и поглядел на нее с недоуменным вопросом в глазах.

— Наверное, технический взрыв, — шепнула она, слегка пожимая плечами. — В Техасе, Черепуша, это самое обычное дело. Работа на новых гигантских скважинах ведется круглые сутки.

Теперь мое внимание сосредоточилось на темном облаке, жутко-сероватом в лунном свете и формой напоминавшем поганку на тонкой ножке. Оно поднималось над той точкой горизонта, где я видел вспышку, и увеличивалось прямо на глазах. В нем было что-то грозное и призрачное. Меня пробрала дрожь. Но никто вокруг словно бы его не замечал.

Я пришел к выводу, что техасцы, и особенно техасцы-мексиканцы, отличаются редкостной невозмутимостью, да к тому же непрерывно одурманивают себя наркотиками. Возможно, это последнее обстоятельство и объясняет, почему наш революционный спектакль начался и продолжается так безнадежно вяло. Открыл митинг отец Франциск и после длинной молитвы произнес проповедь, внушавшую, что служение революции равносильно посещению церкви, что это такой же долг, как исповедь и заказывание заупокойных месс.

Затем показал свой номер Гучу — во всяком случае, с огоньком. Он все время взмахивал посохом и дико прыгал, то выскакивая из лучей двух прожекторов, которыми могла похвастать эстрада, то — по-моему мнению, чисто по воле случая, — опять в них возвращаясь, так что зрителям должно было казаться, будто он исчезает в небытии и вновь из него появляется. Причем микрофоном Гучу пользовался лишь половину времени; в результате для зрителей дальше десятого ряда его голос звучал как хриплый рев, перемежающийся еле слышным визгом. Ну, а его слова… М-да… "Убивайте белых в люльках и на катафалках! Убивайте белых в себе! Багровые небеса, зеленые преисподни, а Бог — серый дым, связывающий их!" Такие реплики, как и весь его номер, кое-как сошли бы в черной комедии, но не здесь. Нет, не здесь.