Призрак Бомбея - [67]

Шрифт
Интервал

— Она больше не может нам навредить, мама.

— Она ведьма! — плакала Савита. — Разве ты не знаешь, что ведьмы забирают трупики младенцев? Ведь груднички не различают добро и зло. Она убила мою девочку и заставляет ее творить дурные дела!

— Перестань, мама! — Нимиш прижат к себе мать. — Прошу тебя!

— Все складывается.

— Айя вернулась, а моя дорогая деточка явилась привидением, — причитала Савита.

Ночную тишину вновь прорезал сигнал.

— Ну иди же! — снова распорядилась Маджи.

— Никакая она не ведьма, — тихо сказал Гулу в дверях, а затем скрылся за стеной дождя.

На миг все смолкли: эта злосчастная ночь уже выманила из дома троих. Оставшиеся домочадцы сгрудились, словно боясь тоже исчезнуть.

— Маджи, — наконец заговорил Нимиш, пытаясь скрыть волнение. — Скажи, что сталось с айей?

Маджи стиснула челюсти, не желая ворошить прошлое — тот день, когда утонул младенец.

— Расскажите нам! — подхватила Савита.

— Я прогнала ее.

— Прогнала? — недоверчиво переспросил Нимиш.

— Вы же сказали, что она в тюрьме! — завопила Савита.

— В тот день случилась ужасная беда, — ответила Маджи усталым, бесцветным голосом. — Но не могла же я отправить девушку за решетку.

— И вы сейчас так спокойно об этом говорите? — Савита дерзко наставила на Маджи палец, а затем принялась набирать номер на телефоне. — Если б она сидела в тюрьме, никто бы не забрал Мизинчика.

Удар угодил прямо в цель.

— Положи трубку! — 1олос Маджи дрогнул на последнем слове — единственный признак, что слова Савиты ее задели.

Но та не собиралась сдаваться.

— Инспектора Паскаля, пожалуйста, — произнесла она в трубку.

— Савита! — В бешенстве Маджи попыталась придвинуть к ней свое гигантское тело.

— Передайте ему, когда придет, — невозмутимо продолжила Савита ясным и четким голосом, — что имя злоумышленницы — Авни Чачар. Она родом из рыбацкой деревни Колаба и работала у нас айей тринадцать…

Маджи нажала белую пластмассовую кнопку, вырвала трубку из рук Савиты и так свирепо глянула на невестку, что той осталось только уступить.

— Ему нельзя доверять, — прошипела Маджи и принялась набирать номер жреца.

Когда из-за боли Маджи не могла пойти в храм, она звонила жрецу по прямой линии: маленькое вознаграждение за многолетнее щедрое благочестие.

Пошли длинные гудки. Маджи молча считала: семнадцать, восемнадцать, девятнадцать… Она решила не класть трубку, пока не ответят. Наконец раздался щелчок, и сердитый голос проворчал:

— Пандит-дяш.

Даже разбуженный среди ночи, жрец тотчас узнал низкий голос Маджи. Он обслуживал клиентуру, жившую на Малабарском холме — в самом престижном районе города. О благосостоянии жреца можно было судить по тройным жировым складкам, что свешивались через край дхоти, их сдерживала только священная нить, перетягивавшая грудь. Пандит-дяш негромко выругался, а затем энергично почесал свободной рукой лысину — чтобы кровь прилила к голове и развязался язык.

— Маджи. — Голос в трубке зазвучал слаща-во-приторно. — Саб кунх тхик хай?[168]

— Нет, Пандит-джи. Все очень плохо. Умоляю, приходите.

— Прямо сейчас? — Жрец сверился со своими швейцарскими наручными «фавр-лейба» из нержавейки, подаренными другим богатым клиентом пару лет назад.

«Два часа ночи. Что она о себе возомнила, эта чокнутая, с ее вечными просьбами? Можно подумать, у меня нет клиентов поважнее! Да мне завтра с утра пораньше освящать «мерседес». Нужно быть в форме и хорошо отдохнуть. Я скажу этим Митталам-Фитталам: нет. Решительное нет, нет и нет!» Он возмущенно выпятил раздувшееся пузо.

— Пандит-джи, — напирала Маджи, — вы ведь приедете? Я сделаю очень щедрое приношение.

— Конечно, конечно, — неожиданно для себя сказал Пандит-джи. — Я всегда к услугам моих самых благочестивых семей.

Маджи положила трубку и быстро окинула взглядом свои толстые пальцы, распухшие суставы, пожелтевшие ногти. Она и сама не верила в то, что собиралась сделать. Глянув на Савиту, Маджи замешкалась. Невестка сидела на стуле, приготовившись к наказанию. За долгие годы они нередко обменивались колкостями, но Савита никогда еще столь открыто не дерзила свекрови. Теперь она успокаивала себя тем, что Джагиндера нет дома и он не встанет на сторону матери.

— Помнишь… — начала Маджи, но осеклась.

Савита подняла глаза и прочла на лице Маджи не гнев, а отчаяние.

— Помнишь того тантриста, которого ты вызывала после трагедии?

— Тантриста? — Савита поднесла ладонь к губам, словно сдерживая ругательство. — Но… вы же так рассердились, когда он пришел, что даже не пустили его на порог.

Тогда Маджи не захотела осквернять свой дом черной магией. Но сейчас все изменилось. Сейчас Мизинчик в руках айи, обладающей сверхъестественными способностями. «Мизинчик, Мизинчик, Мизинчик», — мысленно твердила Маджи. Она готова на все, лишь бы вернуть внучку, — даже спуститься в мрачное подземное царство суеверий и бесовщины.

— То было тогда…

— Маджи! Тантрист? Ты уверена? — изумленно спросил Нимиш.

— Парвати знает, как его найти. — Савита поежилась от дурного предчувствия. Долгие годы добивалась она, чтобы Маджи признала законность ее суеверий, но теперь, когда свекровь наконец приняла их, словно обрушились сами основы их мира.


Рекомендуем почитать
Убийство на Кольском проспекте

В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.


Обратный отсчёт

Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…


Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.