Призрачный странник - [25]

А потом, совсем рядом с собой, он услышал стук.

Миллер был прав. В этом звуке не было совершенно ничего механического.

По сути, он был почти идентичен тому стуку, который Спок слышал в собственной каюте через семнадцать часов после отлёта с Пигмиса. Но этот звучал менее яростно, менее ожесточённо… и Спок невольно задался вопросом, почему он так упорно очеловечивает это явление, наделяя его эмоциональными чертами? Ещё один подсознательный сигнал и повод для размышлений.

Тут он запоздало вспомнил о плеере, который всё ещё держал в руках. Миллер, конечно, запротестовал бы против уничтожения своих развлекательных программ, но Спок без колебаний переключил маленький прибор в режим записи со всех направлений; потом вывел на ближайший монитор данные обо всех жизненных формах, источниках энергии, атмосфере, гравитации и всех прочих параметрах в комнате, где он находился.

Ничего. Никаких аномалий, никаких неясностей.

Стук прекратился прежде, чем компьютер закончил сбор информации.

Позже, воспроизведя запись, Спок обнаружил, что плеер стёр альбом Радовича Я'ана «Продрогший до костей», но не записал ни единого звука.

* * *

Энсин Райли был первым, кто сказал это слово.

— Привидение.

— Ха, — отозвался Чехов, тасуя карты. — Ирландец всюду видит привидений, это точно.

— Ирландец разобьёт тебя наголову за партией в криббидж, это точно. И, между прочим, кто сказал, что привидений не бывает? Это ведь вы, русские, основали институт Вородного…

— Конечно. Только мы подошли к этому правильно, с научной точки зрения.

Райли фыркнул. В другом конце длинной комнаты отдыха Ухура и Чепэл увлечённо раскладывали кусочки нового паззла из коллекции офицера по связи. Напротив них старшина Бруновский, коренастый, смуглый и мешковатый в красном комбинезоне техслужбы, с неожиданной лёгкостью и уверенностью бренчал на пианино; а энсин Трейси Джакомо пела одну из самых непристойных космических баллад, к огромному удовольствию нескольких младших офицеров.

— И почти ничего не нашли, правда? — поддразнил собеседника Райли, передвигая свою палочку для подсчёта очков на несколько делений вперёд чеховской[1].

— Потому что там и нечего было искать, — парировал русский, покосившись на свой небогатый набор пятёрок и шестёрок. — Или ты хочешь сказать, что у нас на корабле завёлся оборотень?

Сулу, склонившись над плечом Ухуры, расхохотался.

— Только вообразите себе оборотня на планете с четырьмя лунами, входящими в полную фазу в разное время! Да он просто свихнётся!

— Или вампира в мире навроде Тригониса, где три солнца и самые большие залежи серебра в галактике! — с усмешкой подхватила Ухура, оторвавшись на минуту от головоломки.

— Вам бы только насмехаться, язычники, — кротко промолвил Райли. — Должно быть, этот оборотень или вампир очень умён, раз он забрался в лабораторию и разлил там всё, что только можно разлить, — не так ли, Кристина?

— Это была просто случайность, — быстро сказала Ухура. Она взглянула на подругу в поисках поддержки, но медсестра упорно смотрела на стол, передвигая ярко раскрашенные кусочки пластика, и на её бледных щеках проступил румянец.

— Как сказал великий человек, один раз — случайность, — непреклонно продолжал Райли, отбрасывая со лба отросшую русую прядь, — а два раза — закономерность. Сколько раз это повторялось, Крис?

Чепэл подняла голову.

— Прошлой ночью, — тихо ответила она, — в четвёртый раз.

— В четвёртый!

В потрясённой тишине стал слышен пронзительный голос старшины Зинк, излагающей подробности личной жизни её бывшей соседки по комнате нескольким заинтересованным третьим лицам; взрыв хохота в небольшом кругу возле пианино, и ворчание лейтенанта Брэя из ремонтного отдела, пытавшегося вразумить пищевой автомат, — у программы синтезатора было весьма странное представление о шоколаде.

— Каждый раз лаборатории были заперты, — глухо, через силу добавила Чепэл. — Это происходит всегда в разных лабораториях, но только там, где есть жидкости. Закрывать колбы бесполезно: оно снимает крышки либо разбивает колбы.

Она сосредоточенно выбирала из рассыпанного узора кусочки с гладким краем и откладывала их в сторону к остальным фрагментам рамки, ни разу не подняв глаза на слушателей.

— А вы пробовали остаться в лаборатории на ночь и проследить за ним? — спросил Райли. Он подался вперёд, облокотившись на стол; при одной мысли о встрече с привидением у него захватывало дух.

Белокурая голова склонилась ещё ниже.

— Да. В тот раз все бутылки в баре доктора оказались откупорены и разлиты.

Она нашла ещё один угловой кусочек и выловила его длинными пальцами, действуя так осторожно, словно то была деталь экспериментального медицинского оборудования, или словно её занятие было делом жизни и смерти. Даже в гражданской одежде, в гимнастических лосинах и мешковатой флотской рубашке, она сохраняла в себе нечто формальное и из-за этой тихой отчуждённости порой выглядела старше своих лет.

— Прошлой ночью мы установили камеры записи в каждой лаборатории. Три из них сработали нормально. В четвёртой лаборатории — там, где были разлиты колбы, — ничего не записалось. Камера просто… не включилась. Хотя утром она была полностью исправна.