Призрачный снимок - [19]

Шрифт
Интервал

Когда я рассказываю Т., как прошла фотосессия, он укоряет меня, говорит, что я позволил поставить себя в столь уязвимое положение и расплакался из-за едва знакомого человека; однако же, если бы тот был более-менее близким знакомым и хотел, чтобы я оказался в подобной ситуации, то я бы, конечно же, отказался. Что же касается снимков, отпечатанных после фотосессии, то они совершенно мне чужды, это какие-то маски, демонстрирующие всего лишь определенные морфологические признаки.

СОВЕТЫ

Некий молодой фотограф показывает свои работы: снимки решеток оград, пешеходные дорожки, водосточные желоба, строительные сетки, разметки планов местности, — безупречные графические упражнения, которые, кажется, повторяют кадры молодой американской фотографии. Что можно обо всем этом сказать? Отметить качество снимков? Строгость кадрирования? Что нужно сделать, чтобы не показаться равнодушным и безучастным? Просмотреть фотографии по второму разу, пересмотреть их медленно, чувствуя, что рядом сидит другой человек, который напряженно глядит в другую сторону? Ну и потом, почему бы не сказать, что сказать нечего, что эта работа не вызывает никакого отклика, кроме смутного ощущения качества? «Снимайте лучше людей, которых любите, с той же точностью, с какой снимаете эти решетки», — вот что следовало бы сказать. Другой молодой фотограф рассказывает о своем разочаровании: он поехал на канал, чтобы снять репортаж о людях, которые работают на баржах, и вернулся, так ничего и не сняв, ни одного «хорошего» кадра. Он объясняет:

— С людьми все идет отлично, с ними все идет отлично, пока мы разговариваем. Но, когда я начинаю их снимать, они меня больше не интересуют, меня интересует мой снимок, и они это чувствуют, и тогда закрываются, и снимок никуда не годится…

— Снимай только самых близких, родителей, братьев и сестер, возлюбленную, ощущения из прошлой жизни приведут тебя к фотографии…

ВЕЛИКОЛЕПНАЯ КАРТИНА

Сегодня, когда я во второй половине дня шел по мосту острова Сан-Луи, меня привлекла картина, которую мне бы хотелось сфотографировать: довольно высокий мальчик, вытянувшийся из-за слишком быстрого роста, лет тринадцати или четырнадцати, с взъерошенными волосами, шел рядом с мальчиком поменьше — судя по всему, его братом. Я долгое время шел за ними, замедлив шаг, чтобы рассмотреть их со спины. В левой руке старший мальчик держал на поводке хрупкую борзую собаку; его правая, длинная и тонкая рука лежала на плече маленького мальчика, на котором были коротенькие фланелевые штанишки и серые носки, поднимавшиеся почти до колена, и эта рука на его плече (словно делающая некоторое усилие, чтобы опуститься чуть ниже), и эта близость худой собаки, и эта старомодная одежда правильного мальчугана являли для меня картину настолько нежную и хрупкую, словно то была картина ласкового приветствия или дружбы…

ПОРЯДОК, ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ, ЕДИНСТВО

Молодые фотоэнтузиасты дома культуры Н. предложили сделать выставку на тему «Порядок, последовательность, единство»: «Единство» должно представлять собой непрерывное повествование с использованием принципа кинематографической раскадровки; «Последовательность» должна исчерпывающе раскрывать одну-единственную идею, одно-единственное соображение; «Порядок» должен быть «разделяемым» монтажом, состоящим из многочисленных фотографий, которые, как только их соединят вместе, смогут сказать нечто отличное от того, что изображено на каждой, словно это некое сообщение или зрительная шарада… Летом 1978 года в Бейруте мне пришла в голову идея сделать фотосъемку, построенную как раз на определенном порядке, объединяющем три вида картинок, выставленных на витринах или же изображенных на афишах, которые производили на меня самое сильное впечатление: в банках и почтовых отделениях — черно-белые овальные изображения лиц молодых террористов, за информацию о которых обещана компенсация, а за поимку особое вознаграждение; их постепенно отлавливают, а портреты зачеркивают, словно охотничьи трофеи, крестами; в витринах магазинах по искусству — фотографии с надписями звезд, которые исполняли в Бейруте партии Вагнера, те же снимки — на стенах таверн для туристов; в витринах аптек — гиперреалистические, чудовищные рисунки, изображающие случаи аллергии с покраснением тела, с язвами или грибками, маленькими алеющими кратерами, зеленоватыми вздутиями, сочащимися гнойниками, опухшими веками. Но что мог бы показать такой монтаж: это была бы беспричинная демонстрация чудовищного содрогания, которое могут вызывать снимки? Загадочная притча, говорящая о насилии?

ПОРНОСНИМОК

Я купил порнографический журнал, надеясь по-настоящему влюбиться в картинку (это возбуждает меня даже с романтической точки зрения). Я увидел лицо, тело, член этого человека в одном из каталогов и купил демонстрировавший их журнал «Динамо-машина № 5», в котором изображения этого тела, и только его, повторялись от страницы к странице, этот человек все время был обнажен и смотрел в камеру, на нескольких снимках он был возбужден и на каких-то облизывал, изогнувшись, свой болт. Парень в этом журнале тот же самый, чья фотография была напечатана в каталоге (тут было указано, что его зовут Джонни Харден), но я внезапно его разлюбил, я заплатил за этот журнал сто франков, и он едва возбуждает меня до такой степени, чтобы я мог хотя бы раз подрочить на него сверху: тем не менее, мне все в этом парне нравится, мне нравится его мордашка (его упрямая мордашка, как сказал бы Жене, которого я сейчас читаю), его еще не вполне развившееся тело, которое, судя по всему, выбрили и припудрили, его довольно тяжелый член с крайней плотью, даже та одежда, которую выбрали для фотографий, расстегнутая куртка, показывающая его торс, повязка на волосах, тельняшка, поднятая над сосками или натянутая вниз так, что через нее просвечивает член, но в один момент они перестают вызывать во мне какие-либо ощущения, так как, прежде всего, размноженные снимки дают мне более реальное о нем представление, и я уже не могу представить ничего, что можно с ним делать, кроме как сомкнуть губы вокруг его члена или положить руки на его плечи, провести ими по торсу, опустив к ягодицам, от этой идеи я не могу избавиться, и, говоря литературным языком, она-то и питает мою иллюзию. Тогда я пытаюсь различить на его теле какие-то признаки, которые делают его более реальным, к примеру, плохо замаскированная маленькая бородавка на одном из пальцев ноги или даже то, что он уже начал лысеть, а это заметно на снимке, на котором он выходит из воды, и его волосы откинуты назад: это совершенно неподвижный, незыблемый образ прошедшего времени, образ мертвый, неудовлетворяющий и быстро становящийся безразличным.


Еще от автора Эрве Гибер
Одинокие приключения

«Когда Гибер небрежно позволяет просочиться в текст тому или иному слову, кисленькому, словно леденец, — это для того, читатель, чтобы ты насладился. Когда он решает “выбелить свою кожу”, то делает это не только для персонажа, в которого влюблен, но и чтобы прикоснуться к тебе, читатель. Вот почему возможная неискренность автора никоим образом не вредит его автобиографии». Liberation «“Одинокие приключения” рассказывают о встречах и путешествиях, о желании и отвращении, о кошмарах любовного воздержания, которое иногда возбуждает больше, чем утоление страсти».


Жрицы любви. СПИД

Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.Трагической истории жизни сестер-близнецов, которые в силу обстоятельств меняются ролями, посвящен роман Ги де Кара «Жрицы любви».* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».


СПИД

Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».


Без ума от Венсана

В 1989 году Эрве Гибер опубликовал записи из своего дневника, посвященные Венсану — юноше, который впервые появляется на страницах книги «Путешествие с двумя детьми». «Что это было? Страсть? Любовь? Эротическое наваждение? Или одна из моих выдумок?» «Венсан — персонаж “деструктивный”: алкоголь, наркотики, дикий нрав. Гибер — светловолосый, худой, очаровательный, с ангельской внешностью. Но мы ведь знаем, кто водится в тихом омуте… — один из самых тонких, проницательных и изощренных писателей». Le Nouvel Observateur «Сила Гибера в том, что нежности и непристойности он произносит с наслаждением, которое многие назовут мазохистским.


Путешествие с двумя детьми

За свою короткую жизнь Эрве Гибер (1955—1991) успел стать выдающимся писателем, не менее выдающимся фотографом, блистательным критиком, журналистом, сценаристом и режиссером. По его сценарию снял фильм Патрис Шеро. Его знал Тарковский. Его обожала Изабель Аджани. С ним дружили Ролан Барт и Эжен Савицкая. Он был возлюбленным Мишеля Фуко. Поводом для «Путешествия с двумя детьми» послужила поездка Эрве Гибера и его приятеля, известного фотографа Бернара Фокона в Марокко.«В “Путешествии с двумя детьми” есть отчаяние и желание взлететь выше, которые заставляют думать о мистических поисках.


Порок

Гибер показывает нам странные предметы - вибрирующее кресло, вакуумную машину, щипцы для завивки ресниц, эфирную маску, ортопедический воротник - и ведет в волнующий мир: мы попадаем в турецкие бани, зоологические галереи, зверинец, кабинет таксидермиста, открывая для себя видения и страхи писателя и фотографа. Книга, задуманная и написанная в конце 70-х годов, была опубликована незадолго до смерти писателя."Порок" нельзя отнести ни к какому жанру. Это не роман, не фотоальбом. Название книги предвещает скандал, однако о самом пороке не говорится явно, читателя отсылают к его собственным порокам.Где же обещанное? Возможно, порок - в необычном употреблении привычных вещей или в новой интерпретации обыкновенного слова.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Некрофил

От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.


Дом Аниты

«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.


Ангелы с плетками

Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.